Сегодня в Мариинском театре состоится долгожданная, не раз откладывавшаяся премьера "Щелкунчика" — главное событие фестиваля "Мариинский". Это не просто новый спектакль, порывающий с академическим благообразием детской сказки. Он целиком заточен под приглашенного художника Михаила Шемякина — автора концепции, сценария, декораций, костюмов, режиссерского решения и даже отчасти хореографии. Последнее привело к конфликту, так и оставшемуся за кулисами театра. Посреди работы был заменен хореограф: широко востребованному Алексею Ратманскому предпочли танцовщика Мариинки, студента-хореографа Кирилла Симонова, чье имя многие впервые услышат только в связи с нынешней премьерой. О том, что предшествовало премьере, расскажет сам автор спектакля. Интервью корреспонденту Ъ КИРЕ ВЕРНИКОВОЙ дал художник МИХАИЛ ШЕМЯКИН.
— "Щелкунчик" не первый ваш театральный опыт?
— По мистическому для меня совпадению именно на этой площади напротив Мариинского театра, в Оперной студии консерватории, я впервые работал в театре. Вместе с Виталием Фиалковским мы поставили "Нос" Шостаковича. В том спектакле я тоже был автором концепции. Но его сразу после премьеры сняли, а нас всех разогнали. Это был очень веселый спектакль.
— Идея "Щелкунчика" в Мариинке принадлежит вам?
— Нет, Гергиеву. Я обдумывал "Любовь к трем апельсинам" Прокофьева, это моя любимая опера. Но Гергиев настаивал, чтобы я послушал его новую запись балета Чайковского, пересмотрел свои собственные работы и занялся "Щелкунчиком". Я послушал и был потрясен тем, как ново звучит эта музыка. И понял, что сам я давно уже работаю над "Щелкунчиком". Тема "люди-крысы" всегда была мне близка. В результате в спектакле использованы мои работы разных лет.
Конечно, если бы мне предложили выступить просто как художнику спектакля, я бы отказался. Я не могу себе позволить такую роскошь — работать театральным художником. Но Гергиев предложил мне стать автором спектакля, его концепции. Он сказал: "Давай сделаем сумасшедшую вещь". Потом через пару дней перезвонил и сказал: "Сумасшедшую, но в пределах разумного".
— По ходу работы вы сменили партнера-хореографа.
— Мы начали работать с Алексеем Ратманским. Это было мое предложение, хотя в театре оно сразу же вызвало опасение. Ратманский замечательно ставит одноактные балеты, но казалось сомнительным, что он справится с полнометражным спектаклем. Мы начали работать, Алексей приезжал ко мне в Штаты, провел две недели. Затем я ездил в Копенгаген смотреть, что получается, и мне это не очень понравилось. Мой спектакль — гофмановский, а его все тянуло на какую-то хармсовщину. Он хотел, чтобы все было смешно. Предлагал представить мышей как семью Ельцина и в четвертом действии ввести Ленина на броневике. Может быть, такое новаторство кому-то и интересно, но не мне. И мы расстались. Тут в некоторых газетах пишут, что Ратманский все лето репетировал и чуть ли не весь балет у него был уже готов. Это не так: из-за того что Алексей очень занят в датском Королевском балете как танцовщик, он не мог полноценно заниматься "Щелкунчиком".
Теперь мы работаем с Кириллом Симоновым. Про него пишут, что он совершенно неизвестный танцовщик, чуть ли не из кордебалета. Но Симонов — блестящий исполнитель ролей второго плана. Я смотрел "Лебединое озеро", когда театр был на гастролях у нас в Нью-Йорке, и Шут Симонова — самое интересное, что там было. Он тоже приезжал ко мне в Штаты, провел три недели. Мы сняли специальную студию, где он занимался. Я туда приходил по вечерам, и Кирилл показывал, что получается.
— Он вас слушается?
— Балетмейстер прекрасно меня понимает. Не надо думать, что я вмешиваюсь в то, как ставить Adagio или Pas de deux. Но я зарисовываю ключевые мизансцены и позы, и Кирилл, если считает это нужным, использует это для работы в спектакле.
— Как вам работается с Гергиевым?
— Мы с ним оба кавказцы: он — осетин, я — кабардинец. У нас полное взаимопонимание. Это, конечно, сказано в шутку. Но я люблю его как выдающегося дирижера, а он неравнодушен к моим работам.
— А будете ли еще ставить в Мариинке?
— Я должен над этим очень и очень основательно подумать, так как работа оказалась огромной. Мы делаем спектакль с прошлого года. Премьера переносилась с мая четыре раза. И каждый раз по моей вине. Я был не готов. Я и сейчас не готов, но отступать уже некуда. Как вы понимаете, у меня вообще-то другая профессия и работа скульптора-монументалиста требует необычайных затрат энергии.
— Дети не будут пугаться вашего "Щелкунчика"?
— Пока что спектакль всем в театре нравится. Труппа с удовольствием его репетирует, и дети, которые заняты, тоже. Кстати, классический "Щелкунчик" будет сохранен в репертуаре. Вы же понимаете, что нынешние дети очень сильно отличаются от тех, что были в теперь уже позапрошлом веке. Этих напугать чем-либо очень сложно. Гергиев поставил задачу: создать сказку для детей и взрослых. Такой спектакль мы и делаем. "Щелкунчик" по мысли Гергиева должен перейти из статуса новогоднего детского утренника в полноценный серьезный балет. И я надеюсь, что наш спектакль будет достаточно интересным, чтобы выдержать разные погодные условия. В нем есть образы зла, но зло не торжествует. Я, кстати, сам неравнодушен к крысам, и думаю, что "Щелкунчик" может изменить массовое отношение к этим животным. Но, как вы понимаете, это не цель моего спектакля.