Московский театр имени Маяковского показал премьеру неизвестной пьесы Теннесси Уильямса (Tennessee Williams) о жизни американской тюрьмы. Спектакль "Не о соловьях" поставила Татьяна Ахрамкова.
Уильямс написал действительно не про соловьев. А про тюрьму, которая находится в море, на острове, и в которой директор издевается над несколькими тысячами заключенных. Роль "ружья", которое обязательно должно выстрелить, играет единственное в крепости окно без решеток в директорском кабинете. Прыгнуть из него можно только в воду — и насмерть. Решающий прыжок будет сделан в финале, но еще за полчаса до конца не слишком увлекательного представления зрителю трудно понять, куда, собственно говоря, клонит драматург. Не к жизненной же правде, не просто к ужасам тюремных нравов.
А клонит Теннесси Уильямс, как обычно, к любви. Для чего еще в начале пьесы он приводит в тюрьму безработную девушку (Амалия Гольданская, более известная как Мордвинова), которая устраивается секретарем директора (Александр Фатюшин). У этого гадкого, жестокого субъекта имеется доверенный стукач-шестерка из числа заключенных по прозвищу Канарейка (Анатолий Лобоцкий). Именно между вольнонаемной и стукачом к середине второго действия возникнет чувство. Ценой освобождения Канарейки злодей-директор назначает интимный сеанс с секретаршей. И девушка эту цену платит. Однако возлюбленный такого унижения пережить не может и бросается в то самое единственное окно. Любовная драма разворачивается стремительно, неподробно, даже наспех и оттого как-то не особенно трагично. Даже героиня Мордвиновой в конце выглядит не более чем обескураженной. Правда, время даром не проходит: публике дают возможность вникнуть во взаимоотношения между зэками, в историю бунта-голодовки и в обстоятельства пребывания узников в жарком и влажном карцере-душегубке.
На мелодраму спектакль не тянет: лирики маловато. А сюжетом о тюрьме зрителей явно не завлечь. Кажется, и для режиссера Татьяны Ахрамковой материал был не слишком привлекательным. Она успешно ставит в Театре Маяковского броские, с хорошо написанными ролями пьесы вроде "Любовного напитка" или горинского "Кина IV". На сей раз Ахрамкова добросовестно развела эпизоды в уместно сумрачных декорациях Марии Рыбасовой, в меру "подкрасила" характеры и придумала грамотную метафору для обозначения несбыточных мечтаний героев: по авансцене и вдоль задника плывут корабли. Сзади — большой прогулочный катер с оркестром и гирляндами, а вдоль рампы — детский, игрушечный и хрупкий. Больше вспомнить особенно нечего. Дело даже не в том, что пьеса кажется несовершенной, а в том, что никак не получается разгадать, что же именно побудило театр этой пьесой заняться.
Может быть, ее трудная судьба? Путь пьесы к сцене был едва ли не интереснее, чем само произведение. Молодой Уильямс написал "Не о соловьях" в конце 30-х годов, но тогда его сочинение было запрещено цензурой — все-таки речь шла об изъянах американской пенитециарной системы. Впоследствии рукопись осела в архиве великого драматурга, сам он к ней не возвращался, а душеприказчица Уильямса после смерти классика долго не допускала никого к архиву. Когда права были у нее выкуплены, кто-то (говорят, что это была сама Ванесса Редгрейв) обнаружил неопубликованный текст и восхитился им. Мировая премьера состоялась три года назад, в Лондоне. В Москве "Не о соловьях" поставили в театре, где раньше шло несколько знаменитых спектаклей по пьесам Уильямса. Так что один раз можно и провалиться.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ
Следующие спектакли 15 и 18 февраля.