 |
— Как вы попали на Байконур?
— После войны окончил школу и поступил в Тамбовское военное училище, там готовили военных финансистов. Я закончил военно-морской факультет. Но в 1955 году ВМФ запросил меньше финансистов, чем было выпускников. В результате 15 лейтенантов, включая меня, сразу после выпуска из училища неожиданно вызвали в Москву — в распоряжение начальника Главного управления специального строительства Минобороны. В общем, приехали, стали нас водить по кабинетам. Нас становилось все меньше и меньше. Через два дня нас осталось всего четверо — остальные пристроились. И вот нас, неприкаянных, вызывает какой-то кадровик-полковник. Подвел нас к висевшей на стене карте СССР и говорит: "Поедете служить в очень интересное, перспективное место". И ткнул пальцем в какую-то точку в казахской степи. Мы попытались ему намекнуть: мол, мы моряки вообще-то. А он кивнул и говорит: "Вот и хорошо. Это как раз от Аральского моря недалеко".
— Вы были в числе первых, кто прибыл на Байконур?
 |
Я был не самым первым, но в числе первых. Самым первым туда 12 января прибыл со своим отрядом строителей лейтенант Игорь Денежкин (он умер уже). А я приехал в ноябре.
— А почему днем рождения Байконура считается 2 июня?
— В этот день в 1955 году директивой Генштаба была утверждена организационно-штатная структура полигона. Но отмечать его стали только с 60-го года. Тогда вышел приказ министра обороны Малиновского, который официально установил, что именно 2 июня является днем создания космодрома.
— И как вам служилось в "интересном и перспективном месте"?
— Меня направили на так называемую девятую площадку. Уже ночью добрался до штабной палатки. Эта ночь мне запомнилась на всю жизнь. Примостился на столах, подложил под голову свой чемодан. О чем тогда думал, могу сказать и сейчас: о девушке, ставшей двумя неделями раньше моей женой, о матери, о родном Киеве. А когда утром, поеживаясь от холода, вышел из палатки, вообще сердце заныло: вокруг пески, единственный деревянный барак, несколько палаток и ряд землянок. Вот и вся девятая площадка. После Киева и Москвы все это выглядело тоскливо. Особенно надоедал песок, он был всюду — на столах, в пище, на зубах.
 |
— А где же вы в таких условиях деньги хранили?
— Хороший вопрос. Сейфа у меня сначала вообще не было — ну не привезли, и все тут. А привозил я денег на часть тысяч по пять, при этом все сразу выдавал редко — тысячи две всегда оставалось. Куда деть сумку с деньгами? Я жил с одним сержантом-срочником в каптерке. Оторвал пару досок от стены — наша землянка была ими изнутри обшита — и сделал там тайник. Потом я переехал в мазанку. Мы их научились делать у казахов: разводили глину с соломой и лепили себе домики. Там устроили офицерское общежитие, в нашей комнате стояло пять коек — так я деньги уже в тумбочке хранил.
— И что, ничего не пропадало?
— Представьте себе, никогда ничего. Честные тогда люди были.
— А что же молодая жена?
— Жена моя приехала из Киева в январе 1956 года. У одного из моих сослуживцев была на двоих с женой в этом же бараке комната три на четыре метра. Из мебели — стол и две кровати. Они уступили нам одну. Так и жили вместе, пока не стали отселять казахов и не освободилась для нас с женой мазанка на берегу Сыр-Дарьи.
— За что же казахов отселяли?
— Ну как же?! Это место стало военным объектом, полигоном. Вот их, посторонних, и начали отселять.
 |
| Поначалу строили даже без чертежей, без четкого проекта. Приходилось творчески подходить к строительству |
— Нет, вроде что-то там для них строили. Но я, честно говоря, не в курсе.
— Чем занимался ваш отряд?
— Бетон гнали, который использовался для строительства стартовых комплексов ракет. Завод работал круглосуточно. Представьте себе масштабы: для строительства одного только стартового комплекса, известного сейчас как "гагаринский старт", пришлось вырыть миллион кубометров грунта и потом все это забетонировать! Причем поначалу строили даже без чертежей, без четкого проекта. Приходилось творчески подходить к строительству.
Еще у нас была огромная база хранения: материалы шли со всей страны, эшелоны приходили днем, и ночью. Работа тяжелейшая была. Однажды, помню, был я дежурным по части, и прибыло шесть платформ со щебнем. Надо разгружать, и быстро, чтобы простоя не было. Было холодно, метель. На разгрузку выделили солдат-армян, они всего три дня как в часть прибыли. Я им показываю, как надо работать лопатой. Вдруг оглянулся — нет их. Оказывается, залезли спать под вагоны.
— А что, разве для строительства такого сверхважного объекта не было спецотбора?
— Да нет, кого там только не было! Славян очень мало, в основном выходцы из Средней Азии, Казахстана и с Кавказа. Узбеки были самыми трудолюбивыми, им только надо было несколько раз все повторять. А вот казахи ленивые. Но труднее всего было с чеченцами — были у нас призывники из сосланных в Казахстан. Те вообще служить не хотели. Он проштрафится, говоришь ему в наказание, например, пол помыть — ни в какую. То же самое азербайджанцы. А вот армяне очень быстро уставали, какие-то они все маленькие были. Но, что интересно, многие из солдат — строителей Байконура стали сейчас большими людьми. Например, бывший наш сержант Вася Остапчук сейчас руководит миграционной службой Киргизии, а старший сержант Виктор Жданов — гендиректор Мособлдорстроя.
 |
— Что вы! Никто нам ничего не объяснял. Знали, что строим какие-то объекты для ракетчиков, и то из разговоров это выяснялось.
— А когда вы узнали, что запустили первый спутник?
— Только дней через пять после пуска — замполит сказал по секрету. А вот когда Гагарина запустили, то узнали об этом уже на второй день.
— Неужели самим неинтересно было?
— Режим секретности тогда строгий был. Да и работали мы, не обращая внимания на то, что творится вокруг. Правда, в 1960 году, когда рванула янгелевская ракета Р-16 и много народа погибло, узнали сразу — тоже по слухам.
— К вам, наверное, часто приезжали высокие гости?
— Хрущев у нас не бывал. А вот Брежнев, после того как стал генеральным секретарем, приехал. Но вообще-то о том, что прибыл какой-нибудь московский начальник, мы узнавали просто — нас переводили на казарменное положение. На Брежнева мне удалось только один раз посмотреть. Я специально сказался больным, чтоб в казарме не сидеть, и из дома пошел на центральную площадь.
— А зачем в казармы-то запирали?
— Наверное, чтобы мы лишних вопросов не задавали — и не жаловались. Да и порядку больше, когда народа поменьше.
 |
| "И такие ракеты нацелены на Париж?" — спросил де Голль. "И на Париж тоже",— ответил довольный Брежнев |
— Да, приезжали, по-моему, все руководители соцстран. Но первым иностранным лидером, побывавшим на Байконуре, стал президент Франции генерал де Голль. Специально для него устроили залповый пуск двух ракет Р-12. Генерал очень внимательно наблюдал за этим, а потом спросил: "И такие ракеты нацелены на Париж?" "И на Париж тоже. Там же штаб-квартира НАТО",— ответил довольный Брежнев. Де Голль задумался, а потом взял и объявил о выходе Франции из военной организации НАТО, а штаб-квартира переехала из Парижа в Брюссель. Все это я, конечно, из рассказов потом уже узнал. У нас тогда офицеры шутили: "Байконур вывел Францию из НАТО".
— Какие чувства вы испытывали, когда уезжали с Байконура?
— Гордость. Сейчас мы, ветераны, только тем и живем, что стремимся доказать подрастающему поколению: большое дело сделали те, кто трудился на Байконуре. Цены нет этому подвигу!