Борца за прогресс замучили садисты
"Перья маркиза де Сада" показаны в Москве

       В Москве состоялась премьера фильма Филипа Кауфмана (Philip Kaufman) "Перо маркиза де Сада" (такое прокатное название дали у нас картине, в оригинале называющейся "Quills" — "Перья"). Это уже второе за последнее время обращение кинематографистов к фигуре легендарного маркиза.
       
       В прошлом году французы представили свою киноверсию драмы Сада — с любимым национальным актером Даниэлем Отоем (Daniel Auteuil) в главной роли. Это была именно что психодрама в сугубо французском стиле: маркиза хотелось понять как человека, обуреваемого странными, но, в сущности, объяснимыми желаниями, и ничего инфернального в его облике не наблюдалось.
       "Перо маркиза де Сада" — это совсем другой коленкор. Фильм начинается на истерической ноте: в разгар французской революции на площади рубят головы врагам народа, а толпа ловит свой жестокий кайф. И в дальнейшем режиссер использует каждую возможность, чтобы крупным планом показать грязь, пот, кровь и бесчеловечные нравы, царившие в самой цивилизованной стране Европы каких-нибудь двести лет назад. Потому и появление такой фигуры, как Сад, на волне насилия должно выглядеть закономерным.
       И он появляется — уже сильно потрепанный жизнью, к тому же заключенный в тюрьму-психушку и при этом одержимый манией писательства. Таким играет маркиза Джеффри Раш (Geoffrey Rush): похотливым малоаппетитным стариком, которого, однако, извиняет распирающая его изнутри гениальность. Идея фикс: не только закончить, но и донести до людей роман "Жюстина", где сказана "вся правда" о гнусной сущности человека. Для этой цели — чтобы выносить из тюрьмы страницы крамольной книги — используются корзина с грязным бельем и продвинутая прачка Мадлен (Кейт Уинслет, Kate Winslet). Мадлен немножко брезгует маркизом в физическом плане, что не мешает им совокупляться интеллектуально, а девушке явно попасть под влияние распутника. Хотя сверхзадача у де Сада куда покрупнее, чем растлить очередную юную душу. Гонимый маркиз — глашатай свободы и благородный просветитель. А те, кто ему противостоит,— лицемеры и супостаты.
       В этом черно-белом распределении моральных красок легко узнается почерк современного Голливуда, подменившего эфемерный и капризный дух свободы удобной схематичной политкорректностью. Постановщик фильма Филип Кауфман тем и известен: то он снимает про вторжение советских танков в Чехословакию и про то, как чехи сексуально противостояли агрессии ("Невыносимая легкость бытия" (The Unbearable Lightness of Beeing)), то похождения Генри Миллера ("Генри и Джун" (Henry & June)). Ясное дело, мы тоже за свободу и когда-то, раскрыв рот от восторга, смотрели на заре перестройки экранизацию романа Милана Кундеры (Milan Kundera). Сегодня то ли свободой насытились, то ли с садизмом в окружающей жизни вышел перебор, но большого сочувствия к своему герою как символу прогресса фильм не пробуждает.
       Противостоят прогрессу доктор Ройе-Коллар (Майкл Кейн (Michael Caine)) и аббат Кульмьер (Хоакин Феникс (Joaquin Phoenix)). Оба пытаются лечить маркиза, причем второй поначалу достаточно гуманными способами. Но выход в свет "Жюстины" вызывает эскалацию репрессий со стороны самого Наполеона Бонапарта, и де Сад попадает под колпак садиста Кейна, готового без всякого зазрения совести пытать психов и насиловать свою несовершеннолетнюю любовницу. В общем, за что боролись, на то и напоролись, на каждую кастрюлю найдется своя крышка. В финале псевдоинтеллектуальная драма перетекает в кровавую оргию с вырванными языками и массовым психозом, охватившим обитателей тюрьмы.
       Однако это ничуть не меняет "прогрессивной" морали фильма. Кажется, если бы его авторы знали Ахматову, они бы не преминули патетически вынести в эпиграф: "Когда б вы знали, из какого сора..." Стихи, а точнее, проза маркиза де Сада не просто растет из сора, но пишется кровью и дерьмом на простынях и стенах проклятой темницы. И дело не только в запрете на чернила. Перо становится фаллическим символом: ведь, по словам самого де Сада, писательский зуд — это его главная и единственная эрекция. Проще всего было бы, конечно, писать спермой, но она, как известно, бесцветна. И потому, фигурально выражаясь, несчастному садисту Саду приходится вставлять себе перо в зад.
       
       АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...