 |
Губернатор Ханты-Мансийского автономного округа Александр Филипенко недавно был вторично переизбран. За него проголосовало почти 90% населения округа. Губернатор уверен, что секрет его успеха — в умении найти компромисс между нефтяными компаниями и местной властью. Как это происходит в Ханты-Мансийске, Александр Филипенко рассказал обозревателю "Власти" Петру Нетребе.
— Ханты-Мансийский автономный округ часто сравнивают с Кувейтом. Вы себя ощущаете северным шейхом?
— Нет, конечно. До Кувейта нам далеко. Да, мы и сегодня добываем нефти много — 55-60% всей российской нефти. Но я не могу сказать, что в округе создана стабильная финансовая база для того, чтобы люди жили нормально. Я не говорю о каком-то комфорте, но хотя бы в приемлемых условиях. Мы только стремимся к этому. И останавливаться где-то в начале пути нет никакого смысла. Вот и Владимир Путин недавно был у нас с визитом и согласился, что мы правы, когда говорим, что раз здесь место постоянного проживания людей, значит им необходимо обеспечить нормальные условия. Ведь живущие здесь, а это менее 1% от всего российского населения, производят больше 6% продукции. Это серьезно. И важно, какой продукции — энергоресурсы, нехватку которых страна уже начинает ощущать. Поэтому мы пытаемся не только поддержать, но и двигать вперед работу нефтяного комплекса. С 1995 года мы начали уверенно расти. Темпы роста пока невелики, но стабильны. Мы уже пережили два мощных кризиса, один ценовой, на мировом рынке нефти, второй — знаменитый августовский, и уже сегодня по многим показателям вернулись на уровень 1997 года. В 1999 году промышленное производство выросло почти на 2%, а с начала этого года наш рост — 6,5%.
Так что живем мы не как в Кувейте, но, конечно же, получше, чем в среднем по России. А если выстроить схему жизни адекватно вкладам в общую копилку России, то мои земляки должны жить значительно лучше, к чему мы и стремимся.
— Доля нефтегазовой промышленности в округе составляет 90% от всей производимой продукции. Вас устраивает, что в округе работают почти все крупные нефтяные компании России или удобней было бы работать с одной компанией?
— Ну не все. Большинство. И это хорошо. Это создает тот режим для работы власти, который наиболее эффективен. То есть власть должна создавать условия всем предприятиям для работы.
— А что администрация округа требует от нефтяных компаний?
— Немногого — чтобы они выполняли российские законы и законы автономного округа. Ведь законы пытаются учесть интересы всех, кто живет и работает на этой земле. Я бы не сказал, что нам все удается, но думаю — мы смогли найти понимание с абсолютным большинством компаний, здесь работающих, понимание того, что если они не будут учитывать интересы населения, тогда у них могут возникнуть проблемы.
— То есть нефтяные компании исправно платят в бюджет округа?
— Сейчас серьезных долгов фактически нет. Это результат обоюдного взаимодействия. Сегодня те нефтяные компании, которые регулярно, в полном объеме рассчитываются с бюджетами, имеют льготы по оплате ряда местных налогов, например по налогу на имущество. Мы провели ряд законов, которые стимулируют инвесторов вкладывать деньги в месторождения,— это специальные законы, которые позволяют первые пять лет платить существенно меньше налогов, чем если бы это было в полном соответствии с буквой налогового законодательства. И мы выигрываем. Но за невыполнение закона мы предусматриваем достаточно жесткие меры. Однако главный аргумент в решении проблем — это переговоры и убеждения.
Надо понимать, что когда речь идет о нефтяных компаниях, о так называемых вертикально интегрированных компаниях, то все остальное — и нефтеперерабатывающие предприятия, и бензоколонки — без ханты-мансийской нефти просто металлолом. Поэтому если компании хотят зарабатывать на нефтяном бизнесе, то обязаны инвестировать часть доходов в производство, заниматься с предприятиями и людьми, которые там работают, создавая им необходимые социальные условия. Убедить в этом удается всех, даже тех, кто не очень этого хотел. Это помогает быть уверенным, что завтра и послезавтра нефтяные компании смогут здесь найти исток того денежного ручейка, из которого они потом получают доходы на другом конце цепочки — на заправочной станции или нефтехимическом комбинате. Стоит несколько расслабиться, и на нас будут экономить.
— А администрация, кроме недр, сама владеет какими-то нефтяными компаниями?
— Мы и недрами не владеем, если быть точным. Нефть под землей принадлежит государству. Мы, как региональная власть, выступаем представителями населения, в паре вместе с уполномоченными органами РФ в целом, реализуем это право владельца. Нефть, поднятая наверх, является уже собственностью того, кто затратил деньги и поднял ее наверх. И мы не являемся владельцами нефтяных компаний. К сожалению, мы даже не являемся владельцами какого-то крупного пакета акций в компаниях. Я это подчеркиваю, потому что не считаю это правильным. Весь процесс акционирования шел мимо регионов. Хотя и было много обещаний, что часть собственности будет закреплена за территорией, но этого не случилось. Часть финансовых ресурсов, вырученных округом на продаже пакетов,— очень скромная сумма. А что касается собственной нефтяной компании, может быть, это неверно, но мы до сих пор каких-то активных действий по ее созданию не проводим.
— Неужели?
— Могу сказать, что в ближайшее время у нас таких планов нет. Если бы фактическая реализация тех законов, которые даже сегодня действуют, отвечала их точному содержанию, то создавать собственную нефтяную компанию вообще не было бы необходимо. Но в связи с тем, что сейчас нам реально угрожают взаимоотношения с компаниями в режиме соглашений о разделе продукции, мы должны стать собственниками части нефти. Пока мы идем самым прямым путем. Одно из соглашений подписано по Самотлору, и администрация поручила отстаивать свои интересы инвестору. Хотя на практике эти соглашения просто не работают.
— Вы продолжаете оставаться противником соглашения о разделе продукции?
— Я не считаю, что СРП является панацеей. Лекарство, настоящее и стабильное,— это стимулирующее и гибкое налогообложение. А СРП не работает по двум причинам: во-первых, федеральная нормативная база оказалась не готова. И второе: совершенно очевидно отсутствие желания работать в режиме этих соглашений некоторых федеральных структур, прежде всего министерства по налогам и сборам и Минфина. Да и нефтяные компании к СРП относятся прохладно.
— Создается впечатление, что в вашем округе есть только нефть. А какие отрасли вы стараетесь развить еще?
— Другая отрасль, которая базируется на нефтедобыче,— электроэнергетика. И по выработке электроэнергии мы тоже первые в России. Последние лет 8-9 у нас избыточное производство энергии. Электроэнергия реализуется даже за пределы России. Но очень трудно получить обратно предприятиям, производящим электроэнергию, деньги за реализованную электроэнергию в системе РАО "ЕЭС России". Какой смысл продавать, если не получаешь не просто доходов, выручка не возвращается?
Также необходимо развивать лесную промышленность, потому что в отличие от нефти лесные ресурсы возобновляемы. Еще не так давно мы заготавливали 14-15 млн кубометров в год. Это очень прилично. Сегодня только 3-4 млн кубометров. Усложняет ситуацию то, что мы далеки от своих потребителей. Раньше у нас был большой рынок в Казахстане. Сегодня этот рынок не работает. Но я надеюсь, мы подобрали ключики, и последние два года в округе начался общий рост производства лесной отрасли.
У нас также огромные перспективы на нашем Урале по разработке твердых полезных ископаемых. Мы уже реализуем проекты по добыче цветных металлов, кварца, горного хрусталя, полиметаллов. Одно из последних открытий — нашли алмазы. Мы, оказывается, еще и настоящая алмазная провинция. Я думаю, главная наша перспектива в обозримом будущем — конечно же твердые полезные ископаемые. С помощью них мы сможем компенсировать объективное падение объемов добычи нефти.
— Но на все это нужны деньги. А кто вкладывает?
— Что касается разработки уральских полезных ископаемых — это деньги бюджета округа. Больше ничего.
— И последний вопрос. 30 мая вам исполняется 50 лет. Как вы отметите свой юбилей?
— Я бы предпочел вообще не праздновать. Это самое нелюбимое мое занятие — отмечать какие-то собственные даты. Чувствуешь себя невестой на чужой свадьбе. А раньше... Раньше все было лучше, потому что мы были значительно моложе. Я могу сказать, что и в 30, и в 40, и вот уже скоро в 50 у меня всегда есть ощущение — оно субъективно, безусловно,— что я молодой. Только когда смотришь на своих внуков, тогда понимаешь, что тебе уже не 20.