Казалось бы, от вольной экранизации "Виконта де Бражелона", легшего в основу всех кинематографических вариаций на тему загадочного узника Бастилии, многого требовать не стоит: был бы достойный фильм плаща и шпаги. Что ж, эти ожидания версия Джеймса Уэйла сполна оправдывает. Д'Артаньян (Уоррен Уильям), Атос (Берт Роуч), Портос (Алэн Хейл) и Арамис (Майлз Мендер), воспитавшие из Филиппа (Луис Хэйуорд), брата-близнеца Людовика XIV и потенциального претендента на престол, лучшего фехтовальщика Гаскони, акробатически отбиваются от двух десятков супостатов. Д'Артаньян азартно кривляется, изображая перед королевскими стражниками старого дворецкого-маразматика. Пуля подлого Фуке (Джозеф Шильдкраут) впивается в соблазнительную грудь королевской фаворитки мадмуазель де ля Вальер (Мэрион Мартин), а посланная рукой умирающего Портоса шпага, что твое копье — в спину всадника. Преследование по горным дорогам кареты дает фору любой погоне индейцев за дилижансом. Павшие мушкетеры галопируют в небесах на манер мертвых летчиков Первой мировой из модных в начале 1930-х авиационных фильмов. Что еще для счастья надо?
Но все дело в том, что фильм снят не, скажем, Майклом Кертицем, автором классических баллад о капитане Бладе или Робин Гуде, а Джеймсом Уэйлом. А Уэйл — герой совсем другого романа, постановщик "Франкенштейна" (Frankenstein, 1931), "Старого, страшного дома" (The Old Dark House, 1932), "Человека-невидимки" (The Invisible Man, 1933) и "Невесты Франкенштейна" (Bride of Frankenstein, 1935). Визионер, наделенный пугающим садистским воображением. Отец монстров, словно вырвавшихся из его ночных кошмаров. Поэт отвратительного, не менее, чем Тод Броунинг, заслуживающий славу "Эдгара По киноэкрана". И хотя Уэйл не был заключен в гетто фильмов ужасов, а удачно работал во многих жанрах, "Человек в железной маске" сполна подтверждает все особенности его поэтики. Начиная с того, что тему двойничества он воспринимает в романтическом ключе, а не просто как предлагаемые обстоятельства, в равной степени плодотворные и традиционные, что для фильма плаща и шпаги, что для водевиля. Людовик коварен, развратен, жесток, корыстолюбив, презирает народ и готов заключить союз с Англией. Филипп благороден, романтически влюблен в невесту своего брата Марию-Терезу Австрийскую (Джоан Беннет), бескорыстен, заботится о простолюдинах и считает Испанию лучшим союзником. Но эти их особенности более названы, чем сыграны: они оба — на одно лицо не только в буквальном, но и в метафорическом смысле. Оба они — вполне вырожденцы. А садизм Людовика, заковавшего брата в железную маску, вряд ли хуже садизма Филиппа, предвкушающего, как низвергнутый им близнец претерпит те же муки в той же маске. Хотя правильнее было бы говорить о садизме Уэйла. Уж слишком — и не раз — смакует он то, как узник в маске задохнется в собственной бороде: деталь, достойная как раз Эдгара По. Слишком увлекается жутковатым театром теней на стенах казематов Бастилии — это тюремщики бичуют сошедших с ума узников.
Одним словом, Уэйл, не посрамив свою репутацию, ухитрился снять фильм плаща и шпаги так, что по множеству параметров его следует отнести к разряду фильмов ужасов. Да и сам узник в маске, вызывающей ассоциации с архаической пластикой, стонущий в своем каменном мешке "Я — король! Я — король!", разве он не родной брат чудовища Франкенштейна?
The Man in the Iron Mask, 1939