В прокат выходит французская лирическая киноповесть "Далеко по соседству" (Quartier Lointain), в которой пожилой рисовальщик комиксов получает чудесную возможность вернуться в собственное отрочество и там кое-что подкорректировать в поведении родного папаши. В кошмарном сне такое бы не приснилось ЛИДИИ МАСЛОВОЙ.
О сентиментальности режиссера Сэма Гарбарски, мужчины за 60, можно было судить по одному из его предыдущих фильмов — "Ирина Палм сделает это лучше" (Irina Palm), где 50-летняя бабушка, чтобы заработать денег на операцию внуку, поступала в стрип-клуб и открывала в себе исключительный талант к обслуживанию не видящих ее клиентов рукой через специальное отверстие в стене. Герой "Далеко по соседству" (Паскаль Грегори) переживает еще более волшебную перемену участи: сев случайно не в тот поезд, он сходит на дальней станции, где трава по пояс, и оказывается в городе своего детства. Торжественно сообщив публике: "Вокзал моего детства затерялся в отдаленных уголках моей памяти", — герой приходит на кладбище и, приложив руки к могиле с надписью "Нашей маме", внешне перевоплощается в себя 14-летнего, внутренне оставаясь взрослым и сохраняя весь свой умственный и эмоциональный опыт.
"Далеко по соседству" демонстрирует пошловатое представление автора о механизме памяти и воспоминаний. 14-летний герой (Лео Легран) делает такое же возвышенное лицо, какое делал в прологе взрослый актер. И в том, и в другом случае чувствуется что-то ненастоящее, какая-то нарочитая "одухотворенность" и задумчивость: предаюсь, мол, воспоминаниям в таком, знаете ли, прустовском ключе — того и гляди достанет из кармана печенье "Мадлен" и начнет макать в чай. В жизни такое выражение лица несвойственно даже очень глубоко погруженным в воспоминания людям — это только в кино артисты делают такие прозрачные бессмысленные глаза, как бы устремленные внутрь персонажа, но отражающие абсолютную пустоту.
Вернувшись в 1967 год, герой заново знакомится с мамой (Александра Мария Лара), папой (Джонатан Заккаи), лучшим другом-озорником (Пьер-Луи Белле) и своей первой, тайной любовью (Лора Мартен). Самая красивая девочка в школе, к которой все боятся подойти и которая в первом варианте судьбы героя была для него недосягаема, при второй попытке оказывается гораздо любезнее — сама первая подходит к нему, увидев его рисунки, и предлагает дружбу, а вскоре уже активно лезет целоваться. Мальчик отшатывается в нерешительности — внутренне-то он чувствует себя стареньким и в происходящем ему мерещится некий педофилический оттенок, к тому же он не хочет изменять своей жене, с которой, впрочем, на тот момент он еще не знаком. Но чтобы укрепить моральную устойчивость и не согрешить со своей нахрапистой первой любовью, он телефонирует будущей супруге с таким примерно текстом: "Это говорит один художник, еще не знакомый, но очень хочу познакомиться. А потом мы поженимся, и у нас будет две девочки". Кроме того, герой успокаивает отца насчет того, что только что воздвигнутая Берлинская стена однажды непременно падет и немцы воссоединятся. В остальном гость из будущего своими знаниями не слишком злоупотребляет и не вмешивается в прошлое чересчур насильственно, чтобы изменить будущее — за исключением одного пункта, связанного с тем, что его отец в день своего 40-летия, не успев задуть свечи на праздничном торте, выскочил в магазин за хлебушком и пропал без вести. В стараниях повернуть судьбу вспять и отменить неприятный инцидент герой заранее покупает батон, чтобы у отца не было предлога выйти из дома.
Понятно, что у большинства людей детские воспоминания сделаны примерно из одного теста: родительский дом, друзья, девочки, невинные (ну или у кого как) проказы, первый поцелуй, первая сигарета, первая рюмка, первый привод в милицию — варьируются только пропорции одних и тех же ингредиентов, а также палитра красок, которыми художник раскрашивает свой ностальгический куличик. У Сэма Гарбарски это жиденькие, водянистые акварельки мармеладных расцветок, и если предполагались в этой картине какие-то полутона, то их не различить под слишком щедрым слоем глазури.