Международный коммерческий арбитраж — система, служащая интересам бизнеса. О ее соотношении с государственными судами корреспонденту Ъ ОЛЬГЕ Ъ-ПЛЕШАНОВОЙ рассказал председатель Международного коммерческого арбитража при ТПП РФ (МКАС), доктор юридических наук, профессор АЛЕКСАНДР КОМАРОВ.
— Непосвященного человека удивляет, что окончательность арбитражного решения еще не гарантирует исполнения: для этого надо добиться признания этого решения в государственном суде. Насколько это сложно?
— Исходная позиция должна быть принципиально иной: арбитражное решение, в том числе и иностранное, подлежит принудительному исполнению, если только этому не препятствуют исключительные обстоятельства. Среди них наиболее сложным, как показывает практика, является применение оговорки о "публичном порядке".
— Что это за оговорка?
— Основой нашего "публичного порядка" в данном контексте можно считать главу вторую Конституции РФ "Права и свободы человека и гражданина". Решение должно настолько противоречить общественному правосознанию, что его исполнение просто немыслимо. Если, например, при исполнении иностранного судебного решения будет по сути признано двоеженство. Либо кого-то придется выпороть розгами или иным образом унизить достоинство человека.
В сфере международной торговли отказ признать арбитражное решение со ссылкой на нарушение "публичного порядка" встречается сравнительно редко, поскольку в большинстве государств современного мира экономика строится на одних и тех же фундаментальных принципах. Главная опасность кроется в подмене понятий: "публичный порядок" не адекватен текущему государственному интересу или политике, проводимой правительством.
— Часто ли подобная подмена имеет место?
— К "публичному порядку" ответчик апеллирует, как правило, когда арбитражное решение не дает никаких иных легитимных способов противостоять его исполнению.
Многое зависит и от опыта судей, от знания ими международной практики. Нью-Йоркская конвенция, по идее, должна применяться единообразно во всех странах-участницах, но опыт наших судов по ее применению пока что очень ограничен. Первые решения появились где-то в начале 90-х, так что своя серьезная практика еще не выработана. Учитывать зарубежный опыт тоже сложно. Да и сами судьи нередко считают, что международная практика им не указ, и руководствуются традиционными подходами, что не должно иметь места при разрешении международных споров.
Особые сложности возникают в регионах. Иностранные юристы, не говоря уже о наших, отмечают, что суды там бывают очень сильно подвержены местному влиянию и исполнить международное арбитражное решение против местного ответчика очень сложно. Это, однако, общие проблемы.
— Одно из оснований для отказа в признании арбитражного решения — отсутствие действительного арбитражного соглашения сторон. Много ли здесь проблем?
— В последнее время сложилось даже устойчивое понятие — "патологическая арбитражная оговорка". Ситуации бывают просто анекдотические. Недавний швейцарский пример. В договоре было написано: "Стороны будут рассматривать свои споры в арбитражном суде в городе Цюрихе (Швеция)". Другая ошибка — стороны часто указывают арбитражный орган, которого вообще нет. Знают, например, что в России есть Торгово-промышленная палата и при ней арбитражный суд, и думают, что так везде.
Главная проблема — контрагенты очень часто несерьезно относятся к арбитражным оговоркам, пишут "с потолка". Среди бизнесменов бытует мнение, что оговаривать порядок разрешения споров при заключении договора — все равно что во время свадьбы говорить о разводе. Между тем хорошая арбитражная оговорка — это показатель запаса прочности контракта. По ней обычно можно сказать, предполагалось ли реальное исполнение договора или это фальшивка, составленная лишь с целью предъявления официальным органам.
— Можно ли как-то систематизировать "патологические арбитражные оговорки"?
— Чтобы избежать проблем, каждый постоянно действующий арбитражный орган, включая МКАС, дает вместе с регламентом формулировку арбитражной оговорки. При толковании арбитражных оговорок арбитры стараются выяснить прежде всего истинные намерения сторон, а не замыкаться на буквальном содержании текста. Конечно, есть риск, что суд прочтет арбитражное соглашение буквально и сочтет его неисполнимым, поскольку в нем указан, например, несуществующий арбитражный орган. Для арбитража вообще очень важно, про- или контрарбитражный подход занимают государственные суды, осуществляющие контрольные функции.
— А как быть в случае, когда одна из спорящих сторон неверно именована в договоре, содержащем арбитражную оговорку? Вправе ли тогда арбитраж рассматривать дело?
— Суд не должен становиться на формалистические позиции. В подобном случае заявления ответчика, что истец не тот, надуманны — ответчик продолжительное время вел с ним дела, и никто не обращал внимания на различия в наименованиях. Международный арбитраж, рассмотрев этот вопрос, скорее всего признает, что фактически речь идет об одной и той же фирме. Суд, однако, может согласиться с арбитражем, а может подойти формально и не согласиться. В нашей судебной системе, где доминирует формализм, подобное встречается довольно часто. Такая ситуация настолько не укладывается в принятые в развитых правовых системах критерии, что объяснить ее иностранцу очень сложно. Это просто разные системы координат.
— Нет ли здесь противоречия с Нью-Йоркской конвенцией, которая требует именно формального подхода при признании и исполнении арбитражных решений?
— По существу спора дело рассматривает арбитраж. Фирма та же, там те же люди, и доказательства это подтверждают. Но у нас бумага важнее, чем живой человек, этим до сих пор пропитана вся наша жизнь.
— Выходит, нигде больше в мире бумага не играет такой роли в судебных разбирательствах?
— В международных арбитражных процессах наши участники представляют массу документов, подписанных Ивановым, Петровым, Сидоровым. Иностранные участники тоже представляют бумаги, подписанные Смитом и Брауном, но приводят в арбитраж еще самих Смита и Брауна в качестве свидетелей. И наши часто проигрывают арбитражные дела, поскольку за рубежом есть правило "best evidence": предпочтение отдается лучшему доказательству, каковым и является живой свидетель.
— Были ли случаи отказа в признании решений МКАС?
— Были, но достаточно редко. Гораздо чаще суд признавал решения — как у нас, так и за рубежом. Несколько лет назад, например, было разрешено принудительное исполнение двух очень крупных решений МКАС в США. Так постановил американский суд, хотя ответчик, американский импортер сырья из России, через примитивную дискредитацию МКАС пытался обосновать применение оговорки о "публичном порядке".
— Как вы оцениваете уровень юристов, выступающих в МКАС?
— К сожалению, российские юристы довольно часто выступают в международных делах недостаточно квалифицированно. Приходится сталкиваться даже с вопиющими примерами непрофессионализма, незнания элементарных вещей, причем на фоне несоблюдения норм профессиональной этики. Нередко адвокаты вместо защиты законных прав клиента заняты поиском способа обойти закон. И если судья государственного суда может сделать замечание о некорректном поведении, удалить из зала, наказать за неуважение к суду, то арбитраж, к сожалению, подобной властью не наделен. А ведь арбитры — это интеллигентные люди, профессура, которую воинствующая некомпетентность адвокатов иногда просто шокирует.