В Большом зале консерватории состоялся второй филармонический концерт-лекция Геннадия Рождественского. На сей раз в зоне внимания дирижера-лектора оказалась музыкальная философия старого и нового времени.
В исполнении оркестра Московской филармонии под управлением Рождественского звучали три сочинения. Одно ("Поэму экстаза" Скрябина) можно назвать широко известным, другое (Сюиту Чайковского #3) — малоизвестным, и третье ("And farewell goes out signing..." или "И прощание уходит, вздыхая" Гии Канчели) — совсем неизвестным. Как ни странно, все три музыки скрепил общий сюжет. Как сказал дирижер: "над концертом витает тень Нью-Йорка". Имелось в виду, что своей Третьей сюитой Чайковский дирижировал на открытии нью-йоркского Карнеги-холла, премьера скрябиновской "Поэмы экстаза" проходила тоже в Нью-Йорке, а опус современного композитора Гии Канчели написан по заказу Нью-Йоркской филармонии.
Судя по представленной музыке, Америке от нас нужна не столько музыка, сколько иллюстрируемая ею философия. Вот, например, в третьесортном симфоническом опусе Чайковского такой философией кажется очевидный поструссоизм, сдобренный изрядными порциями патриархального пейзанского жеманства и слезливой городской банальности, утверждавшихся в 80-е годы XIX века в качестве достойных категорий. В русскую поэзию они пришли несколько раньше (Тютчев), зато именно через музыку Чайковского доходчиво поступили прямо в заокеанское ухо.
А уже через четверть века, благодаря "Поэме экстаза", Нью-Йорк понимал совсем другое — что "русскому духу" мало апатичного лирического созерцания, им завладел активный пафос мирового переустройства. Пафос, впрочем, при всех претензиях Скрябина, отнюдь не вселенский, а скорее, в границах кабинетного воображения. То есть частный, приватный, упорно обслуживающий сугубо интимную скрябиновскую "философию личности".
Современным философом на концерте предстал Гия Канчели, на долю которого выпал "миллениумный" заказ оркестра Нью-Йоркской филармонии, сделанный нескольким композиторам — Сомеи Сато (Somei Satoh, Япония), Томасу Адесу (Thomas Ades, Англия), Кайе Саарьяхо (Kaija Saariaho, Финляндия), Карлу Вернеру Хенце (Carl Verner Henze, Германия) и Джону Корильяно (John Corigliano, США). Позиционируя себя в этом списке, Канчели нашел по-грузински мудрый выход. Он написал много тихих и громких эпизодов для скрипки соло с контртенором плюс оркестр, включив в партитуру грузинские слова и даже строки 76-го сонета Шекспира: "и в новом старый стих опять преподношу".
Старое в новом, по Канчели,— это когда элементы барочной мессы и классического джаза, грузинских мелодий и рок-музыкальных intro медленным хороводом ползают друг за другом, время от времени выплескивая зловещий адреналин новой псевдогармонии. Это — музыка, где много начал, но ни одного продолжения. А сам композитор — всего лишь медиум миражей — спасается бегством в сон. В начале и в конце опуса тихо сопят контрабасы и громко звучит тишина. То ли "сон разума порождает чудовищ", то ли "многая мудрость — многая печаль". Такая вот получается философия.
ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ