премьера / кино
Жестокая английская трагикомедия "Еще один год" подразумевает тактично пропущенный в названии эпитет "бессмысленный". Участвовавшая в прошлогоднем Каннском конкурсе и выдвинутая на "Оскар" за сценарий картина описывает год из жизни дружной пожилой супружеской пары, вокруг которой хаотично мечутся люди гораздо менее социализированные и менее спокойные. Кому порекомендовать этот фильм, от которого оптимистам может стать скучно, а пессимистам — страшно, ЛИДИЯ МАСЛОВА не знает.
Впрочем, смело можно посоветовать "Еще один год" преданным поклонникам Майка Ли. 68-летний режиссер в своем репертуаре и в хорошей форме пишет жирный и объемный психологический семейный портрет, ни над кем едко не иронизируя (в отличие, скажем, от Вуди Аллена), но добиваясь по отношению к каждому из них сложного смешанного чувства: тихого ужаса, сострадания, раздражения, удивления, любопытства, а главное, стопроцентного узнавания встречающихся на каждом шагу человеческих типов.
"Еще один год" — обстоятельная двухчасовая семейная сага, разделенная на четыре сезона. Весна для кого-то, возможно, пора цветения, но для Майка Ли это скорее период весеннего обострения, и первая глава фильма, "Весна", начинается довольно безнадежным образом. Депрессивная тетенька (Имельда Стонтон, которая в дальнейшем почти не появляется, но ее короткий выход в начале служит камертоном ко всему фильму) выпрашивает у беременной чернокожей врачихи рецепт снотворного. Врач долго упирается, что надо искать причину бессонницы, и отправляет больную к психотерапевту, которая просит ее оценить степень своего счастья по десятибалльной шкале, а получив предсказуемый ответ "единица", пытается выяснить, что могло бы улучшить жизнь пациентки. "Другая жизнь",— отвечает та.
"Другую жизнь" автор незамедлительно предъявляет зрителю: сама психотерапевт (Рут Шин), как и ее муж-геолог (Джим Бродбент), наверняка влепили бы самим себе по шкале счастья твердую десятку. Но наблюдая за этой парой с мультипликационными именами Том и Джерри, склоняешься к странной мысли: если счастливый, ясный и безмятежный закат жизни выглядит вот так, то, может, лучше прожить ее несчастным? Майк Ли — режиссер достаточно тонкий, чтобы зритель не мог сформулировать, что именно его смущает, но чувство необъяснимой неприязни к Тому и Джерри возникает довольно быстро и к концу усугубляется, хотя они продолжают оставаться все теми же милыми уравновешенными людьми.
К их ровно и уютно горящему семейному очагу приходят погреться несчастливые персонажи, главный из которых — больничная секретарша, не умеющая пить незамужняя девушка на пятом десятке, все сокрушающаяся, что мужчины не ходят с опознавательными знаками "Не влюбляйся в меня, я женат". Играет ее одна из любимых актрис Майка Ли Лесли Мэнвилл, которой режиссер позволяет отвлечь большую часть внимания на себя, возможно, специально добиваясь ощущения, что этой женщины в фильме слишком много, и опять же очень тонкого, незаметного перехода от сочувствия к раздражению: что эта дура воображает, она одна тут самая несчастная?
Следующий несчастный появляется в главе "Лето" — старый друг героя Джима Бродбента (Питер Уайт), демонстративно и отчаянно настроенный "есть, пить и веселиться" (надо слышать, сколько тоски вложено в это жизнерадостное словосочетание). С его участием происходит еще один оживленный семейный ужин. В сущности, драматургически весь "Еще один год" состоит в основном из таких застолий с якобы непринужденной болтовней и веселыми шутками, где на одном конце стола сидят люди, надежно прикрепленные всеми болтами и шурупами к своему месту в жизни, а на другом — те, у кого эти крепления расшатаны.
Впрочем, в главе "Осень" засидевшийся в холостяках сын Тома и Джерри (Оливер Молтман) находит один способ укрепиться — он приводит знакомить с родителями хорошую девушку (Карина Фернандес), от одного дружелюбного и коммуникабельного вида которой по спине ползут мурашки. Финальная глава "Зима", снятая в мертвенной зеленоватой гамме, по понятной логике сюжетно связана с похоронами, вскоре после которых овдовевший брат Тома (Дэвид Брэдли) нечаянно оказывается в доме брата наедине с совсем уже обезумевшей от одиночества секретаршей, которая просит пустить ее погреться, теперь в буквальном смысле. И вот тут-то окончательно выясняется, что согреться можно только самостоятельно и еще один год жизни, в сущности, не стоит одной бутылочки ненадолго утепляющей душу жидкости.