Девочке два года. В апреле этого года она засунула руку в электрическую мясорубку. Ей сделали операцию, и некоторое время казалось, что пальчики живые и даже будут шевелиться. Но так только казалось. Прошло чуть больше месяца, пальцы у девочки высохли, и их пришлось ампутировать. Теперь Вика ничего не может взять этой рукой, и у нее не получается то, что уже очень хорошо получалось — например, одеваться. А еще — мир стал казаться Вике довольно опасным местом: про любой предмет девочка думает, что того и гляди он поведет себя так же, как мясорубка.
Я сижу на полу, а Вика сидит на диване. Мы пытаемся играть, но это очень опасно. На диване, кроме Вики, сидят плюшевый медведь, плюшевый заяц, еще какой-то неопознанный плюшевый зверь и кукла. Довольно легкомысленно я беру в руки медведя, а Вика вскрикивает и говорит мне:
— Кусается!
— Да ладно! — не верю я.
Ну, как можно поиграть с плюшевым медведем? Он может танцевать, шептать что-нибудь девочке на ухо, обнимать девочку... Но Вика говорит:
— Кусается!
Ей всего два года. Она довольно много для своего возраста говорит слов, но почти совсем еще не говорит фраз. Поэтому я не понимаю ее.
— Кто кусается? — спрашиваю.— Медведь? Ты думаешь, он меня укусит?
Девочка берет у меня игрушку. И вдруг игрушка кусает ее. За палец той руки, что осталась целой. Я хочу сказать: девочка играет с медведем так, как будто тот ее укусил. И констатирует удовлетворенно:
— Кусается!
И отдает медведя мне. Теперь, насколько я понимаю, медведь должен укусить и меня. И маму, и бабушку, и фотографа, который приехал со мной, чтобы пофотографировать Вику. Дай медведю волю, он бы вообще перекусал все население города Александрова, где живет Вика, и все население города Владимира, где Вике делали операцию, и особенно врача, который обещал, что все будет хорошо с пальчиками, и еще медсестер, которые после неудачной операции требовали тем не менее денег. Он бы всех покусал. Он опасный.
Вообще, я так понял, про любую вещь на земле Вике теперь интересно вообразить возможную ее опасность. И поиграть в эту опасность. Вероятно, таким образом девочка изживает в игре слишком тягостные опасения по поводу окружающего мира.
Мы проводим у Вики часа полтора. Все это время играем в опасное-безопасное, как, бывает, играют в съедобное-несъедобное. Эти игры придумывает Вика. И если мы не играем с ней в опасное-безопасное — девочка плачет.
Вот, например, фотограф Саша. Он наверняка опасный. И это легко проверить. Чтобы проверить это, Вика берет большую клубнику из вазочки и несет Саше. Пока несешь ягоду, опасности нет. Даже такой опасный человек, как Саша, не нападет же на маленькую девочку, пока та несет ему клубнику. Вика отдает ягоду. Саша берет, благодарит. И в этот момент девочке становится интересно. Что есть духу Вика бежит от фотографа к бабушке. Но пока девочка бежит и прячется, Саша успевает сфотографировать несколько раз. Вика удовлетворена, и Вика плачет. Она плачет потому, что ее искалеченную руку заметили.
Она удовлетворена тем, что фотограф Саша действительно оказался опасным человеком, который только и думает, как бы сфотографировать искалеченную руку. Прячась за спиной бабушки, Вика плачет и смотрит на свою искалеченную руку горестно. А я думаю: эта игра в опасности и этот плач нужны девочке, чтобы в игре преодолеть как-то открывшуюся ей вдруг опасность мира.
Наконец, мы идем гулять. На улице жарко. Очень жарко, и Вика одета в легкое короткое платье, которое мама нарочно выбрала, чтобы на фотографиях девочка получилась красивее. Обычно девочка не ходит гулять в коротком платье. Обычно ходит в штанах, потому что так удобнее возиться в песке, качаться на качелях и кататься с горки.
Горка, обычная металлическая горка, какие бывают у нас во дворах на детских площадках,— это самое опасное место. Вика это знает. Горка стала особенно опасной с тех пор, когда у Вики осталась только одна действующая рука. С одной рукой очень неудобно взбираться на горку по лесенке, потому что нечем держаться за поручни, а лесенка крутая.
Именно поэтому, мне кажется, Вика решительно идет к горке. Взбирается по лесенке, держится одной рукой, и это опасно. Опасно, конечно, но слева стоит бабушка, а справа — мама. Они поддержат. Вика забирается сама, но на всякий случай бабушка и мама стоят рядом с руками, воздетыми вверх — туда, где Вика. На всякий случай.
Вика забирается на горку, садится, и вот тут-то оказывается, что горка значительно опаснее, чем Вика даже могла предположить. Горка — раскаленная. Горячая металлическая горка, которую раскалило жаркое июльское солнце. Вика садится и обжигается. Если бы она была в штанах, может, и ничего. Но Вика в коротком красивом платье. Она садится на раскаленную металлическую горку практически голой попой. Обжигается и кричит.
И катится вниз. Потому что катиться по горячей горке не так страшно, как просто сидеть.