Издан "Дыр бул щыл". Эта историческая "заумная" строка Алексея Крученых, впервые появившаяся в 1913 году в скромной книжечке под названием "Помада", сегодня издается под солидной зеленой обложкой малой серии "Новой библиотеки поэта". Как положено, со вступительной статьей и комментариями (из коих можно узнать: Давид Бурлюк, санкционировавший написание стихотворения из "неведомых слов", потом навязывал зауми, вроде бы свободной от необходимости толкования, антибуржуазную дешифровку: "Дырой будет уродное лицо счастливых олухов", а соратник Крученых Игорь Терентьев просто называл знаменитые слова "дырой в будущее"). Звук, слог, ритм, смысл, синтаксис, начертание, раскраска, чтение — все эти уровни фактуры стиха были для футуристов тесно связаны. Сначала оценили "начертание и раскраску". Малотиражные, рукописные футуристические книги с иллюстрациями Ларионова, Гончаровой, Татлина, Розановой теперь ценятся на вес золота. Потом — "чтение": опера Крученых и Михаила Матюшина "Победа над солнцем" уже не раз была реконструирована на Западе и в России. Наконец свой черед настал крученыховским стихам в чистом виде.
Алексей Крученых не особенно надеялся на быстрое признание. Ведь не всем было дано понять его и "Велимира Грозного", как он называл Хлебникова. Поэтому современников "бука русской литературы" предпочитал всячески шокировать: пугал нигилистическими высказываниями и непонятными словами из "Заумных гниг", чуть что демонстрировал "Кукиш прошлякам". В символы России поэт выбрал свинью, а художника изобразил жрецом, возлежащим у навозной кучи. Поэзию Крученых хоть и назвали "высшим освобождением искусства", тут же объявили "тупиком" русской поэзии, мол, дальше никак не пойдешь.
Крученых, как настоящий "будетлянин", надеялся, что в далеком и прекрасном будущем люди-полиглоты воспримут "заумный язык" поэзии как свой. "Zaoume и Sdvigue" будут понятны всему миру. А "Дыр бул щыл" вместо "Мама мыла раму" станет началом нового букваря. Вот, казалось бы, это будущее и настало. Но ученики не особо радивы: вновь шарахаются от авангардных азов — "дыр бул щылов" и "Черных квадратов" — как от чего-то страшного. Поэтому-то и заслужили очередной "кукиш прошлякам" от художника Кулика да писателя Сорокина. А почему бы не быть поусерднее и не позаниматься по букварю: "Фрот фрон ыт", "Та са мае / ха ра бау..."? Освоим азы, а дальше будем двигаться, как сами захотим. Впрочем, и в лаборатории Крученых есть подходящие указания и наброски: сюжетные киностихи, словно озвучившие известные немые фильмы, поэма ужасов "Полуживой" с мертвецами и вампирами, а также детективные романы в стихах "Дунька-Рубиха" и "Ревнючесть". Вот сколько всего закрутил в свое время Крученых!
Немногие нынешние поэты к этой рискованной и просторной традиции сегодня причастны. В частности, таков Виктор Соснора — будетлянин по складу мышления и по образу жизни. Его "Девять книг" под одним твердым переплетом вышли с пометкой "Лауреат премии имени Аполлона Григорьева". Тем, кто поэзию не очень, советую заглянуть в прозаическую часть тома и прочитать, скажем, "рождественский раскрас" "Вид на дверь". В эту дверь к автору все время входят разные женщины: не зря мы уже называли его "последним Дон Жуаном", и он с этой формулировкой Ъ печатно согласился.
Соснора требует, чтобы его читали так, как он пишет, то есть целыми книгами. А их у него не девять, а в три-четыре раза больше. Фанаты поставят вышедший том рядом с петербургским "Верховным часом" (1998) или с ардисовским раритетом-1987. А там, даст бог, и собрание сочинений появится. Все-таки классик.
Продолжаются хождения литературоведов в народ. Вот филолог Александр Павлович Чудаков опубликовал роман для благородной интеллигенции про благородного интеллигента (герой обобщенный, но роман некоторые сочли автобиографическим). Филолог Григорий Чхартишвили использовал свою эрудицию и выдуманную маску "Б. Акунин", чтобы рассудочно выстроить целую серию массовых романов опять же для интеллигентов, но тех, кто зарабатывает хорошие "бабки" и нуждается в отдыхе. Теперь опытный Акунин приветствует новый роман критика и журналиста Вячеслава Курицына "Акварель для Матадора". И даже молчаливый Виктор Пелевин рекламно восклицает с обложки: "Курицын — первый!" Ну, положим, не совсем первый: Юлия Латынина, например, тоже филолог и журналист, уже давно "ходит в народ" с детективами да триллерами из современной жизни. Но если историк литературы Чудаков, филолог-экономист Латынина, а также "западник" Чхартишвили могут назвать сочинение "фикшн" своим хобби, то от исследователя современного литпроцесса Курицына читатель вправе ждать произведение, более или менее соотнесенное с его эстетическими убеждениями. Если ты такой знающий, покажи, как надо писать. Другой вариант установки писателя-литературоведа: у каждого свои недостатки, кто водку пьет, а кто романы сочиняет.
В случае Вячеслава Курицына все довольно прозрачно, тем более что он сам всем открыт и чуть ли не круглосуточно доступен в он-лайновом режиме. Курицын, по его собственным словам, жил в уральском городке, где с утра все дружно отправляются на завод. Слава же мечтал о столице, где избранным разрешается целый день лежать на диване: литераторство для этого вполне подходящее занятие. Сочиняя исследование о русском постмодернизме, Курицын-сочинитель словно примеривался к ситуации.
И выяснил, что от современного писателя не требуется никаких особых открытий, что все давно сказано и даже Пелевин пользуется чужими находками. Постмодернизм уже давно мертв. Но самому автору пресловутая "смерть" абсолютно "по Барту", должен же кто-то, получая гонорар, расписываться в ведомости. В смысле многотысячных тиражей для продвинутого критика актуальней всех оказался романист Виктор Доценко, тот самый, что "про Бешеного". Своего же "Бешеного" Курицын называет Матадором. Примитивный язык ("пришел-ушел-подумал-догадался"), картонные персонажи (единственная приметная черта в главном герое — его слабость к наркотикам), немного политики (плохие силовики и хорошие фээсбэшники), немного фантастики (новая "отрава" под названием "акварель"), механически дозированные убийства и порносцены ("он фалил юную жабу в серебряном свете луны"). Для разнообразия — чуть-чуть киноцитат (киллеры, читающие Библию, из "Pulp Fiction", наркотические видения из "Trainspotting") и внутрилитературного юмора вроде упоминания прибалта Анти Пуукера. В общем, черно-белый Доценко слегка подкрашен бледной акварелью. Или так: простая сюжетная машинка чуть-чуть смазана "голубым салом" не первой свежести.
ЛИЗА Ъ-НОВИКОВА
Алексей Крученых. Стихотворения, поэмы, романы, опера. Вступительная статья, составление, подготовка текста, примечания С. Красицкого. СПб.: Академический проект, 2001
Виктор Соснора. Девять книг. М.: Новое литературное обозрение, 2001
Вячеслав Курицын. Акварель для Матадора. СПб.: Издательский дом "Нева"; М.: ОЛМА-Пресс, 2000