Вступить в "Движение за еврейское возрождение в Польше" (The Jewish Renaissance Movement in Poland, JRMiP) предлагали на выходе из польского павильона. На Венецианской биеннале вечно собирают подписи под какими-то художественными петициями, но тут все было обставлено так, будто речь идет о настоящей политике. Раздавали листовки с эмблемой партии (красный имперский орел на фоне красной же звезды Давида) и приглашением на первый партийный конгресс, который состоится летом 2012 года в Берлине (как раз во время 7-й Берлинской биеннале). Как ни печально, некоторые принимали эту ерническую утопию всерьез. Действительно, почему бы трем миллионам евреев, жившим в Польше до 1939 года, не вернуться на родину? Да здравствует еврейский ренессанс!
В этом году в Венеции многие прочили победу полякам. Представлять страну в национальном павильоне не так уж часто приглашают художников-иностранцев, что же касается польского павильона — это и вовсе первый случай в его истории. И он, можно не сомневаться, запомнится надолго: от имени Польши выступила знаменитая израильская видеохудожница Яэль Бартана с проектом "...и Европа будет потрясена", затрагивающим те темы, которые большинство поляков предпочитает обходить молчанием. Казалось, сам по себе столь радикальный жест страны, демонстрирующей такую широту взглядов и готовность преодолевать комплексы, заслуживал поощрения жюри. Не говоря о том, что "Польская трилогия" Яэли Бартаны, состоящая из псевдодокументальных фильмов-агиток о фиктивном "Движении за еврейское возрождение", стала одним из самых сильных произведений политического искусства последних лет.
"Польская трилогия", над которой художница вместе с исполнителем главной роли, политологом Славомиром Сираковским и целой армией статистов-добровольцев работала 4 года, с 2007-го по 2011-й, сделана с поистине голливудским размахом. У Яэли Бартаны есть и почти минималистское видео вроде "Времени трепета" (2001), где хайвэй с потоком автомобилей, притормаживающих на минуту молчания в канун Дня памяти павших в войнах Израиля и тотчас же продолжающих движение, предстает символом бесконечности кровопролития. Но она также виртуозно препарирует большой стиль пропагандистского кино — как явление абсолютно наднациональное, будь то Голливуд времен рузвельтовского "Нового курса", "Украинфильм" времен коллективизации и первых пятилеток, национал-социалистический "Триумф воли" Лени Рифеншталь или сионистская "Авода" Хельмара Лерски. В такой патетически-духоподъемной манере снят "Летний лагерь" (2007), где еврейские активисты из "Израильского комитета против уничтожения домов" заново отстраивают разрушенные ЦАХАЛом кварталы палестинцев в Восточном Иерусалиме. Однако мгновенно узнаваемый стиль 1930-х годов, бывший в употреблении по самые разные стороны баррикад — в сталинском СССР, нацистской Германии, США и даже интенсивно покрывавшейся кибуцами Палестине, заставляет смотреть на воодушевление правозащитников-миротворцев и их созидательный пафос с известным историческим скептицизмом. Тяжеловесная помпезность фильмов-плакатов "Польской трилогии" (с поправкой на голливудские блокбастеры о холокосте наподобие "Списка Шиндлера") тоже родом из эпохи "тоталитарного искусства".
Трилогия начинается картиной "Ночные кошмары" (2007). Посреди "Стадиона Десятилетия", который выстроен из щебня зданий, уничтоженных во время Варшавского восстания 1944 года, и сейчас превратился в поросшую бурьяном руину, выступает Славомир Сираковский. Его пламенная речь обращена к трем миллионам евреев, жившим в Польше до начала Второй мировой: дескать, возвращайтесь — это улучшит имидж страны и поможет ей войти в дружный союз народов Европы с гордо поднятой головой (слова "...и Европа будет потрясена" — как раз из этого демагогического спича). Абсурдным призывам — как будто бы не было Освенцима, Майданека, Треблинки, Собибора, послевоенных еврейских погромов в Польше и официально антисемитского курса Гомулки — внимает лишь горстка юнцов в красных галстуках. Абсурд претворяется в жизнь во второй картине трилогии "Стена и башня": в парке на месте Варшавского гетто пионеры-репатрианты ударно строят что-то вроде коммуны или кибуца, но у них почему-то выходит концлагерь с вышкой и стенами в колючей проволоке. В финальной картине "Убийство" запечатлены всенародные похороны павшего от рук экстремистов героя, сыгранного Славомиром Сираковским. В колоссальном зале Дворца культуры и науки в центре Варшавы проходит гражданская панихида, а на траурном митинге возле памятника погибшему в виде гигантской головы, вызывающей дружный смех у рожденных по восточную сторону железного занавеса, то и дело звучат слова о том, что история не должна повторяться.
Но история повторяется, и в ее дурной бесконечности вчерашние гонимые непременно станут завтрашними гонителями — это, пожалуй, главная тема искусства Яэли Бартаны. С его горькой иронией, разочарованием в идеях сионизма, сомнением в правильности израильского пути и чувством вины, которое каждый сознательный художник Израиля в соответствии с законами современного — критического, левого и правозащитного — искусства обязан испытывать по отношению к палестинцам. При всей своей политической остроте это видео о вечном возвращении истории прекрасно смотрится в музеях классического искусства. Например, в дрезденском Альбертинуме "Плоский рельеф" (2004) Яэли Бартаны — документальные кадры с палестинской демонстрации, пропущенные через какие-то фильтры и ставшие плоскими, как резьба на ассирийских стелах,— вывешен рядом с настоящими рельефами из дворца Ашшурбанипала II в Нимруде, так что ассиро-вавилонская военщина неожиданно рифмуется с израильской. Вот и все затронутые в "Польской трилогии" проблемы — холокост и алия, рост антисемитизма и кризис сионизма — неизбежно проецируются на ситуацию вокруг палестинской автономии. И то, что такие фильмы снимает израильтянка и показывают в своем национальном павильоне поляки, лишь подтверждает печальную догадку художницы: история есть цепь преступлений и покаяний, у которой нет и не будет конца.
Павильон Польши, Джардини, Венеция. До 27 ноября