интервью / классика
Вчера в киевской галерее "Лавра" стартовал фестиваль академической музыки "Неделя высокой классики с Романом Кофманом". Накануне ЛЮБОВЬ МОРОЗОВА расспросила худрука и главного дирижера Киевского камерного оркестра РОМАНА КОФМАНА о его новом проекте, неполученной Шевченковской премии и литературных планах.
— Прежде чем принять ваш фестиваль, галерея "Лавра" приглашала специалиста по акустике. Довольны ли вы результатами его работы?
— К счастью, организаторы мероприятия учли пожелания руководителя немецкой звукозаписывающей компании Dabringhaus & Grimm Вернера Дабрингхауса, который консультировал их по моей просьбе. Так что акустика зала изменилась кардинально и в лучшую сторону.
— Новый проект на новой площадке подразумевает привлечение новой аудитории?
— Этот проект не ориентирован на определенную аудиторию. Его цель, скорее, найти еще одно место, помимо филармонии или оперного театра, которое бы привлекало как меломанов, так и людей, редко заглядывающих в концертные залы. Галерея в этом смысле — замечательная находка. Абсолютно ненормально, что в трехмиллионном городе есть только один зал с приемлемой акустикой, который к тому же недостаточно велик для симфонических концертов.
— То есть на новую публику вы не рассчитываете? Вам достаточно своей, "кофмановской", публики, которая неизменно посещает ваши концерты?
— Я знаю, существует такое мнение, что у каждого дирижера — своя публика, но полагаю, что это не совсем так. Конечно, я узнаю в зале постоянные лица, но в последние сезоны вижу и чувствую много новых людей — это отрадно.
— Как составлялась программа фестиваля?
— Сначала мы пригласили артистов, которых я хотел бы здесь представить и которые были свободны в это время. А потом спросил, что бы они хотели или что необходимо сыграть на фестивале. Элисо Вирсаладзе, например, предложила Фортепианный концерт Роберта Шумана — это ее музыка. Наталья Гутман откликнулась Виолончельным концертом Шумана. Другие солисты тоже подавали свои варианты, из которых я выбирал те, которые лучше подходили друг к другу. Потому что идея фестиваля — это хорошая музыка на хороших концертах, собранных воедино.
— Судя по вашим проектам в Национальной филармонии, складывается впечатление, что вы — ярый сторонник тематических и биографических циклов. Кто из великих на очереди после Шуберта, Бетховена и Моцарта?
— Действительно, я "подсел" на цикличность концертов — это дисциплинирует. Сейчас у меня есть желание сыграть в Киеве все симфонии Йозефа Гайдна. Данный проект будет рассчитан на два или два с половиной сезона — все-таки в гайдновском каталоге 104 симфонии.
— В этом сезоне у вас было только одно выступление вне циклов — концерт на соискание Шевченковской премии, которая, по моему мнению, вас незаслуженно обошла. Как вы полагаете, почему так вышло?
— У меня ответ очень простой. Я проморгал эту ситуацию из-за занятости и непогруженности в околомузыкальную жизнь. Когда мне сообщили о выдвижении, я попросил руководство филармонии этого не делать. И дело даже не в самой премии, а в том, чтобы кто-то меня в очередной раз обсуждал. Меня продолжали уговаривать, и в какой-то момент я допустил поведенческую вялость и пустил все на самотек. Но когда уже после объявления лауреатов ознакомился со списком выносивших вердикт, от сердца отлегло. Скажем так: при определенном составе жюри получение премии — это компрометирующий факт биографии, которого я, слава богу, избежал.
— Возглавляя Бетховенский симфонический оркестр и Боннскую оперу, вы были генеральмузикдиректором Бонна. Остались ли у вас какие-то проекты или планы в Германии?
— В Бонне я ничего не планировал с того момента, когда решил не продлевать контракт, и сообщил об этом городским властям, как и положено, за два года до его окончания. Если бы остался, то примерно знаю, что бы я делал. Прежде всего поставил бы оперу "Бег" Валентина Бибика — бюджета Боннской оперы для этого достаточно. Я бы убедил дирекцию театра точно так же, как ранее уверил их в необходимости ставить "Сорочинскую ярмарку" Мусоргского.
— У вас недавно вышла шестая книга — "Пасторальная симфония, или Как я жил при немцах". Что еще значится в ваших литературных планах?
— Я уже пишу следующую книгу, появление которой частично связано с моим давним другом, скрипачом Геннадием Гофманом. Он проработал 20 лет в Киевском оперном театре, а потом выиграл конкурс и сел за первый пульт "Солистов Москвы" Юрия Башмета. Он был в том составе башметовского оркестра, который после очередных гастролей остался во Франции — имела место такая нашумевшая история. Раньше, когда Гофман еще жил в Киеве, мы много общались, и время от времени он обращался ко мне примерно с такой просьбой: "Расскажи-ка мне историю #836-бис". Я решил собрать эти разрозненные истории, которые наблюдал или участником которых был, в общую мозаику без претензии на "красную" линию.
— Вы очень подробно и кропотливо прорабатываете все свои музыкальные и немузыкальные проекты. Это менеджерская необходимость или личная потребность?
— Просто я противный и хочу все знать. Я физически не переношу приблизительности и несовершенства, хотя их почти невозможно избежать, особенно в наших условиях. Но стараться надо. Очень радует, что музыканты, с которыми мне приходится иметь дело, заражены тем же "вирусом".