В клубе "Дом" состоялась акция Дмитрия А. Пригова "Первая постановка оперы Вагнера 'Гибель богов' в России". Знаменитый русский поэт сочетал роли дирижера, режиссера-постановщика, а также все вокальные партии.
Те, кто помнит приговские акции конца 80-х годов, знает его не только как сочинителя концептуалистских стихотворений, но и как актера, рапсода, протагониста античной трагедии. Таким он предстал и на этом вечере — шестидесятилетний (во что трудно поверить) великий лидер великого эстетического направления.
"Гибель богов" — последняя часть оперной тетралогии Вагнера "Кольцо Нибелунга", рассказывающая о крушении царства Вотана и разрушении Валгаллы. Фигура Рихарда Вагнера, реформатора оперного языка и творца модернистской немецкой национальной мифологии, ассоциируется с апокалиптическим дискурсом конца прошлого столетия и одновременно с началом новой эпохи. Вагнер был последним великим деятелем XIX века, но наследовавший ему Ницше уже открывал век ХХ.
Под ужасающий грохот тяжеловесной вагнеровской увертюры ("Летают валькирии, поют смычки. Громоздкая опера к концу идет" — стихотворение Мандельштама, один из ключевых текстов для понимания того, что происходило на этом вечере) Д. А., стоящий за кафедрой перед микрофоном и гордо смотрящий в зал, поначалу только посмеивался в микрофон, изредка приговаривая: "Ох, ну я не могу, ох, ну Вагнер, блядь!", или просто цокая языком. Впрочем, и этого было достаточно, зал моментально начал отвечать рапсоду энергичными выкриками, прищелкиваниями и цоканьем.
Сочетание музыки Вагнера с чтением собственного, хоть и старого, но весьма актуального текста "Вымерли, вымерли, все вымерили..." ассоциировалось присутствующими с плачем доктора Фаустуса из одноименного романа Томаса Манна, плачем об ушедшей великой эпохе, о смерти Автора, о молодости, которую не вернуть, и об имперской культуре, питавшей русский концептуализм.
Высокая нелепость знаменитого персонажа стихов и выступлений Д. А. парадоксально-пародийно сочетает в себе фигуры основных деятелей мира зияющих высот: Брежнева и Мамардашвили, Суслова и Солженицына (недаром любимое выражение Дмитрия Александровича, которое он любит повторять, прощаясь с друзьями: "Будьте здоровы и живите не по лжи").
Самое интересное, что Д. А. Пригов действительно живет не по лжи. В приговско-вагнеровском мифотворчестве, как это и положено в настоящем мифе, нейтрализуются все культурные оппозиции — высокого и низкого, гениального и бездарного, жизни и смерти. Видя Пригова на сцене, забываешь об идиотичности современной словесности и копеечном консюмеризме так называемой современной российской культуры.
Удивительным образом апокалиптический пафос выступления Пригова был оптимистичен: он свидетельствовал скорее не об умирании, но о воскресении, о том, что русский авангард и не думал умирать и если он и говорит смерти, то это лишь в силу своей эстетической честности и творческого нонконформизма. Вообще, тема смерти в искусстве может быть чрезвычайно жизнеутверждающей. Разве не оптимистически звучат строки из знаменитого стихотворения: "В полдневный жар в долине Дагестана с свинцом в груди недвижим я лежал. Я, я лежал, Пригов Дмитрий Александрович!.." Лежал-то он лежал, но ровно до тех пор, пока глас Бога не воззвал к нему, превратив смерть поэта в рождение пророка.
ВАДИМ Ъ-РУДНЕВ