На вопросы корреспондента Ъ МИЛЕНЫ Ъ-ОРЛОВОЙ отвечает бельгийский художник ВИМ ДЕЛЬВОЕ.
— Не боитесь демонстраций "Гринписа" и всяческих обществ защиты животных?
— На протяжении многих лет я татуирую свиней, и пока ничего подобного не происходило. Я не делаю татуировок сам. В этот раз я послал рисунки татуировок по почте в Москву, и их сделали здесь без меня. Свиньям делали анестезию, они спали и ничего не чувствовали. К тому же это такая тонкая работа, что по-другому и быть не могло.
— Я слышала, что одна свинья погибла.
— Наверное, анестезия была не слишком хорошей. Некоторые свиньи не переносят наркоза, как некоторые люди, к несчастью. Но моя идея такова, что живое произведение искусства в данном случае гораздо более ценно, чем неживое.
— Что изображено на татуировках, их довольно трудно разглядеть?
— Портреты Че Гевары и Сталина на одной свинье, на другой — тропическая рыба-кит с узорами. Когда вы носите на своем теле рисунки с изображением любимых рок-групп, или человека, которого вы любите, или еще чего-нибудь такого, вы знаете об этом. А свинья ничего не знает о том, что изображено на ее коже. И Сталин, и Че Гевара, и любые символы веры на свинье становятся смешными.
— Ваша цель — шокировать публику?
— Свинья символизирует произведение искусства. Для богатых людей произведение искусства — это вложение денег. Но свинья — это вложение денег для бедных. Выращивать свинью, держать ее в своем доме — это все равно что копить деньги. Ну как вы складываете деньги в копилку. Таким образом, мое произведение символизирует спекулятивный аспект инвестиций в искусство. Это сравнение свиньи с искусством. Искусство, которое растет в цене в будущем, и свинья, которая растет также. Она становится больше и больше. То есть это произведение искусства, которое растет. Представьте картину, которая увеличивается в размерах в десять раз. Это что-то вроде кинетического искусства.
— Вы не очень известны в России. Расскажите о том, чем вы занимаетесь кроме свиней.
— Мой последний проект — shit-mashine (сральный автомат.— Ъ), или, как я ее еще называю, "Клоака". Эта машина ест, пьет, издает звуки и испражняется. В ней происходят те же химические процессы, что и в вашем организме. Она делает то же, что ваше тело. Она большая — двенадцать метров, но еще не совсем закончена.
— Все это чем-то напоминает абсурдные машины Жана Тэнгли, которые он делал в 60-е.
— Это сравнение интересно, но не совсем точно. Машины Тэнгли были машинами "железного века" с их шестернями и бензином. Моя — что-то вроде высокотехнологичной химической лаборатории. Она — хай-тек и потому принадлежит нашему времени.
— Вы надеетесь на то, что ваши живые работы кто-нибудь купит на ярмарке?
— Да, конечно. Хотя для России цена довольно высока. В Бельгии мои свинки продаются по двадцать тысяч долларов за штуку. Но для меня гораздо важнее, чтобы они оставались живыми. Если кто-нибудь пообещает, что будет о них заботиться, я сделаю скидку.
— А если это будет Московский зоопарк?
— Зоопарку я отдам их бесплатно.