фестиваль / классика
Во вторник в Национальной филармонии Владимир Сиренко совместно с Национальным симфоническим оркестром и детским хором "Щедрик" исполнили редко звучащие партитуры Ференца Листа. В них ЛЮБОВЬ МОРОЗОВА расслышала экстатический полет, высокую поэзию и тишайшую лирику, обычно загораживаемые дьявольской виртуозностью.
Юбилей Ференца Листа — 200 лет со дня рождения — уж очень заметное событие в музыкальной жизни. В честь него весь 2011 год объявлен ЮНЕСКО годом Листа. Хотя венгерский композитор отметился в самых разных жанрах, наиболее широко его юбилей празднуют пианисты, избирая для своих программ пьесы, кишащие техническими сложностями и являющиеся исключительно эффектными. Неудивительно, что за Листом закрепился образ автора легкомысленного и показушного, однако в его наследии найдется довольно произведений, чтобы без труда опровергнуть это мнение.
Из этой тихой заводи и взял номера для своего варианта юбилейной программы Владимир Сиренко. В ней лишь Концерт для фортепиано с оркестром #2 можно было назвать известным произведением (хоть и его заслонил по популярности куда более эффектный Первый фортепианный концерт). В этом 20-минутном цикле, который сам композитор рассматривал как концерт-симфонию, кажется, в руки солиста нарочно не отдаются вожжи: он здесь не просто выступает с оркестром на равных, но и вынужден аккомпанировать мелким духовым. Приглашенный солистом Александр Поляков, впрочем, и не пытался рисоваться, подчинившись композиторской и дирижерской воле. Он поддался всеобщему объединяющему движению через тернии — к звездам, от сомнений — к героической решимости и от начальной лирики — к финальному маршу.
Два других произведения были не только мало знакомы слушателю, но еще и открывали неожиданные стороны наследия венгерского композитора. Четвертую из 12 симфонических поэм — лирического "Орфея" — с Симфонией к "Божественной комедии" Данте объединило увлечение томительными длиннотами, тишайшими шорохами и сладчайшими перетеканиями из гармонии в гармонию — все то, что так обожал зять Листа Рихард Вагнер. С его именем, собственно, оба произведения и связаны: "Орфей" был его любимой пьесой в "каталоге" тестя, а Симфонию к "Божественной комедии" Лист и вовсе посвятил зятю.
"Орфея" Национальный симфонический оркестр сыграл, словно пребывая в мистическом экстазе,— получилось что-то очень близкое органным пьесам Сезара Франка (и по музыкальному языку, и по композиции), которые, по легенде, обращали в истинную веру всякого слушателя. К симфонии отнеслись с неменьшим вниманием: 50-минутный двухчастный опус, не ставший по-дантовски трехчастным из-за замечания Вагнера, что земной человек не способен передать райскую радость, не просто играли по нотам — музыканты им, кажется, дышали. Громкие счастливо-взволнованные вздохи вырвались и у дирижера перед финальной частью, в которой вступил детский хор "Щедрик". Купаясь в детских голосах, ниспадавших с балкона над сценой, оркестр растворился в музыке, предвосхитившей лучшие ораториальные циклы следующей эпохи.