В российский прокат вышло "Древо жизни" Терренса Малика. Фильм, получивший недавно Золотую пальмовую ветвь Каннского фестиваля, примечателен своей непримечательностью.
Малика невозможно привязать к какой-либо школе или традиции — он совершенно отдельный персонаж. Его сравнивают со Стэнли Кубриком, а также с Орсоном Уэллсом из-за перфекционизма и неуемной тяги к эксперименту. У него неистребимая, несколько старомодная ставка на шедевр. Поэтому фильм "Древо жизни" с самого начала был назначен главным событием Каннского фестиваля. Жюри под началом Роберта Де Ниро подтвердило это назначение, присудив картине Терренса Малика "Золотую пальмовую ветвь". В промежутке осталась "история полупровала" — неоднозначная реакция, которую вызвал фильм на пресс-показе и в дальнейших профессиональных и кулуарных обсуждениях. Между тем она, эта история, представляет не меньший интерес, чем сам фильм.
Напряженное ожидание новой работы и ажиотаж вокруг премьеры привели к тому, что неодобрительные крики "буууу..", раздавшиеся на финальных титрах и не заглушенные аплодисментами, жрецы культа Малика восприняли как святотатство. Вроде бы объективная картина кинопремьеры оказалась обставлена множеством интерпретаций и вопросов, на которые каждый имеет свои ответы, другими словами — мифологизирована, как и творчество и судьба самого Малика, автора пяти фильмов за 38 лет. Недаром на пресс-конференции, где режиссер блистательно отсутствовал "из-за своей знаменитой скромности", Брэду Питту пришлось отвечать на вопросы типа "А вообще этот человек реально существует? Например, на съемках он употребляет пищу?".
"Древо жизни" — глобальный кинопроект. Некоторые называют его симфонией, я скорее вижу и слышу визуальную кинопоэму, озвученную гигантским саудтреком от Баха до Гии Канчели. История интимная и эпическая одновременно: сюжет жизни одной техасской семьи вписан в глобальную космогонию. Ключевой фрагмент показывает процесс создания мира: он начинается с мутаций звездной пыли и продолжается коловращением магмы, наконец дело доходит до живых тварей, самой выразительной из которых оказывается вполне симпатичный символический динозаврик.
"Древо жизни" / Шон Пенн
Следующим этапом природной эволюции становится уже Брэд Питт, то есть его герой, глава техасского семейства. Космогония временно отступает перед частной историей: муж и жена строят гнездо, борются с невзгодами, рожают, растят и теряют детей. Все это с удивительной виртуозностью и одухотворенностью снято оператором Эммануэлем Любецки. Хотя бытовые приметы американской провинции середины прошлого века воспроизведены, по свидетельствам современников героев, весьма точно, но сюжет, психология и отношения — не главное. Малик предпочитает диалогам и другим драматургическим средствам опять-таки визуально-музыкальную ткань, превращая фильм в почти что балет, в котором все символично: не быт, а бытие, не временное, а вечное.
Это решение можно было бы принять и даже восхититься им, если бы не два обстоятельства. Картина задумывалась давно, еще в 1980-е годы: на фоне тогдашнего наивного научпопа спецэффекты глобальных пантеистических сцен фильма наверняка бы впечатляли — тогда, но не сейчас. Во-вторых, она решительно испорчена пафосным финалом: из хайтековского ада мегаполиса мы попадаем в некое гиперпространство памяти, где под пронзительные хоралы встречаются живые и мертвые. Проводником в это пространство становится Шон Пенн, играющий взрослого сына Брэда Пита: сама идея породнить две столь разные галактики, столь несхожие масти кажется странной.
"Древо жизни" своими срывами то в научпоп, то в китч, то в гламур, то в философию для бедных напоминает не столько даже помпезный Голливуд, сколько худшие образцы советского "высокодуховного" пафоса. А последним обстоятельством, подорвавшим каннский триумф Малика, стал Ларс фон Триер, тоже избравший планетарный масштаб в своей "Меланхолии" и к тому же оттянувший значительную часть внимания скандалом на пресс-конференции. Так что Малик остался в истории Канна-2011 скорее формальным, чем безусловным победителем. Если "Древо жизни" и войдет в хрестоматии кино, то как фильм безумно амбициозный, но кризисный и несовершенный, не достигающий даже уровня ранних шедевров режиссера.