Научный ренессанс
Молодых ученых, которые остаются в России единицы. «Научное голодание» привело к перекосам в высшей школе, где преподаватели и студенты остаются в стороне от исследовательской деятельности. Однако последние события в научной сфере дают надежду на «ренессанс». И если бюрократический градус пойдет на спад, отечественная наука получит шанс выйти на международный уровень.
Потерянное поколение
Термин «молодой специалист» в отношении выпускников большинства российских вузов не совсем правомерен. Среднестатистический выпускник молод, однако о деталях будущей профессии он осведомлен весьма поверхностно. В высшей школе студентов учат учиться, обрабатывать большие объемы информации в сжатые сроки, но, как правило, не объясняют, как применять полученные навыки на практике. Традиционная схема нашей высшей школы работает по принципу «семинары-лекции», в отличие, например, от британской модели, которая включает в том числе занятия в лабораториях и мастерских.
В России практической работы у студентов крайне мало и они подчас просто не понимают, куда двигаться дальше, оказавшись за стенами альма-матер. В Британии будущие специалисты на старших курсах принимают участие в научных исследованиях вузов, будь то социальный проект, проект для вуза или заказ от частной фирмы или правительства — все они, как правило, носят междисциплинарный характер. Для большинства же российских студентов и аспирантов возможность совмещать учебу с наукой была до настоящего времени недостижимой мечтой.
Ведущие представители отечественной высшей школы, среди которых Ярослав Кузьминов, ректор Государственного университета — Высшей школы экономики, и Владимир Мау, ректор Академии народного хозяйства при правительстве Российской Федерации, приводили любопытную статистику: в 1990-х годах наукой в вузах занимались 38% преподавателей, а за последние два десятилетия их доля уменьшилась до 16%. При этом менее чем у 10% вузов исследовательский бюджет превышал 50 тыс. рублей в год в расчете на одного преподавателя. В итоге отечественная высшая школа выпала из международных рейтингов, уступив место китайской.
За примерами далеко ходить не надо. Так, согласно исследованию Яны Рощиной и Марии Юдкевич под названием «Факторы исследовательской деятельности преподавателей вузов: политика администрации, контрактная неполнота или влияние среды?», отечественные преподаватели воспринимают преподавательскую деятельность как безусловно основную, которая отнимает большую часть их времени. В то время как в американском вузе преподаватель — это прежде всего «исследователь, у которого есть еще и обязанность преподавать». Еще одна важная особенность отечественной научной среды — отсутствие взаимосвязи между университетами и, как следствие, отсутствие единых для всего рынка стандартов исследования: в каждом вузе есть «свое представление о том, что такое процесс, что такое результат, что такое исследование высокого качества». Причем в региональных вузах, оторванных от мирового академического сообщества, специфичность критериев еще выше.
Сложившая ситуация приводит к тому, что молодые таланты вынуждены искать «башни из слоновой кости» за пределами страны. За два десятилетия Россия лишилась около 3 млн ученых, и потери еще последуют. По данным опроса Национальной ассоциации инноваций и развития информационных технологий среди молодых российских ученых, 63% респондентов хотели бы заниматься наукой за рубежом и всего 26% — в России, еще 11% ученых не определились с ответом. Среди основных причин профессиональной эмиграции респонденты называли отсутствие технической базы, низкий уровень зарплат и социального обеспечения. Доля нового оборудования в отечественных НИИ не превышает 20%, а заработок молодых ученых редко выше 15 тыс. рублей в месяц. Еще один печальный критерий — уровень востребованности научной деятельности. Доля принятых к разработке инвестиционных идей составляет 1%.
Революция в «искусстве»
Впрочем, за последние два года в научной сфере наметились значительные изменения. Во-первых, в России появилась дифференциация вузов, созданы федеральные университеты и так называемые национальные исследовательские институты. Первые призваны формировать и развивать человеческий капитал в федеральных округах, миссия вторых — содействие развитию научно-технологического потенциала страны. «Перед федеральными университетами и НИУ стоит задача построения исследовательских университетов мирового уровня, открытых и привлекательных для студентов, преподавателей и ученых развитых стран,— поясняет Иван Стерлигов, директор по исследованиям фонда «Открытая экономика».— Каждый НИУ и ФУ в своей программе развития облекает эту цель в комплекс приоритетных задач и ставит индикаторы, по которым Минобрнауки будет оценивать его успех». Для всех НИУ есть обязательные индикаторы, и если вуз их не достигает, он может потерять свой статус и соответствующее госфинансирование. В частности, в список таких индикаторов входит: количество публикаций в международных журналах, доля доходов от НИОКР, доля иностранных учащихся и молодых преподавателей.
Во-вторых, в 2010 году в России прошел уникальный конкурс на получение стратегических сумм на научные исследования. Гранты от правительства РФ в размере до150 млн рублей уже окрестили мегагрантами: сумма в три раза превышает размер Нобелевской премии и тем более размер стандартного гранта на Западе. Задача конкурса — возвращение на родину эмигрантов от науки, а также частичное смещение центра научной жизни из НИИ в высшие учебные заведения страны. По словам Ивана Стерлигова, это обусловлено провалом реформы РАН и серьезным сопротивлением президиума и общего собрания академии. Впрочем, не все меры финансовой поддержки, реализуемые правительством, направлены только на вузы. «Скажем, НИИ могут на равных участвовать в конкурсах федеральных целевых программ, что они и делают довольно успешно,— отмечает господин Стерлигов.— В перспективе приоритетное финансирование вузов должно привести к оттоку кадров из госакадемий и ведомственной науки, но полностью от системы НИИ никто отказываться не собирается».
Проблемы с независимой экспертной оценкой присутствуют и в вузовской, и в академической среде. И тем больше сомнений вызвал у научного сообщества конкурс мегагрантов. Однако даже известные ученые, не прошедшие отбор, говорили о том, что конкурс в целом получился открытым и честным. Определение победителей проходило в два этапа. На первом каждый проект оценивали два российских и два иностранных эксперта, на втором — проекты, получившие максимальное число баллов, рассматривались советом по грантам, который определял лучших, учитывая не только заслуги приглашаемого ученого, но и важность его проекта, возможность его реализации в конкретном вузе, а также перспективы воплощения в технологии и его внедрения в промышленное производство.
В лонглист второго этапа было отобрано 114 проектов, из которых было выбрано 40 победителей. Только пять из них постоянно проживают в России. Это члены-корреспонденты РАН Сергей Лукьянов, Владимир Малахов, Дмитрий Трещев, Сергей Никитов и единственная женщина среди всех лауреатов Татьяна Моисеенко. Около трети финалистов относятся к категории так называемых возвращенцев, которые некоторое время работали за пределами России, но решили вернуться или согласились находиться здесь хотя бы четыре месяца в году, то есть то время, которое по условиям конкурса ученый должен проводить в выбранном учебном заведении. Что касается иностранных ученых, то среди лауреатов есть десять граждан США, причем четверо из них имеют двойное гражданство, и семь граждан ФРГ.
Самыми богатыми на победителей оказались биология, медицина и физика (по четыре лауреата каждая), а также область биотехнологий, информационных технологий и вычислительных систем, математики, механики и процессов управления (по три победителя). Еще по два победителя получили космические исследования и технологии, науки о Земле, науки о материалах, радиоэлектроника и экология. Остальные науки набрали по одному лауреату.
Самый большой кусок «пирога» достался МГУ: сюда отправятся шесть ведущих ученых, еще три поедут в НГУ, по два финалиста получили Сибирский федеральный университет, Нижегородский госуниверситет, ТГУ, а также Московский физико-технический институт и ГУ-ВШЭ, а в МГМСУ и вовсе прибудет нобелевский лауреат Ферид Мюрад, получивший премию в области медицины и физиологии.
Критерий качества
«Насколько я понимаю, мы будем иметь дело с двумя системами оценки нашей научной результативности,— рассказывает доктор биологических наук, член-корреспондент РАН Сергей Лукьянов. — С одной стороны, формальная отчетность: выполнение нормативов, заложенных в проекты, то есть создание не менее двух научных статей или патентов в год. С другой — научная экспертиза успешности по результатам экспертной оценки ученых на предмет реальной значимости сделанных лабораторией разработок. По первому пункту выполнить нормативы несложно, поскольку уровень журнала не оговаривается — это может быть простой журнал, а может быть и Nature. Во втором случае нужно достичь какой-то серьезной планки, иначе не будет продления проекта, а за два года сильную лабораторию создать не удастся. Поэтому мы будем очень стараться сделать серьезные работы, способные убедить научное сообщество в реальной эффективности и потенциале созданной лаборатории».
По мнению господина Лукьянова, проект носит ярко выраженный инфраструктурный характер — в России должны появиться хорошо оснащенные лаборатории, в которых необходимо наладить обучение молодых кадров на современном уровне. Ведь лаборатория в перспективе должна стать самодостаточной и продолжить успешную деятельность и без приехавшего в вуз «ведущего» ученого, который вернется на родину. «Как это будут оценивать, не понятно, но, мне кажется, это важная составляющая проекта мегагрантов»,— отмечает господин Лукьянов.
Конкурс мегагрантов не предполагает прямого выхода на коммерциализацию и бизнес, но такая деятельность, по словам Ивана Стерлигова, будет только поощряться. Однако, по мнению Сергея Лукьянова, привлечение бизнеса — задача не из легких, поскольку созданные в госучреждениях результаты интеллектуальной собственности с большим трудом поддаются коммерциализации из-за несовершенства законодательства.
Впрочем, в научной среде полагают, что о бизнес-моделях говорить рано. Эту точку зрения разделяет Даниил Александров, заместитель директора филиала ГУ-ВШЭ в Санкт-Петербурге, заведующий научно-учебной лабораторией социологии образования и науки. Благодаря усилиям господина Александрова и профессора кафедры методов и технологий социологических исследований Эдуарда Понарина, которые с российской стороны работали над заявкой на конкурс мегагрантов, ГУ-ВШЭ получила грант в размере 140 млн рублей на открытие лаборатории сравнительных социальных исследований во главе с выдающимся ученым, профессором Мичиганского университета Рональдом Инглхартом.
«Думаю, что большинство лабораторий, которые будут созданы по конкурсу, выйдет на мировой уровень,— полагает Даниил Александров.— Но эти лаборатории не должны становиться точкой притяжения коммерческих интересов. Их цель — стать центрами производства качества, в том числе лучших ученых. Проблема в том, что отечественная научная среда в ее нынешнем состоянии — в высшей школе и в РАН — слишком холодная, бизнес к ней не тянется. Так что создаваемые лаборатории должны подогревать вузовскую и академическую науку, и только с течением времени эта энергия распространится на бизнес».
Бумажный мир
В ближайшей перспективе «новообразованиям» вузовской и академической науки придется заняться формальностями. Например, решить вопрос бюрократической волокиты, которая грозит если не похоронить, то серьезно подпортить впечатление от благих начинаний. «Большинство НИУ на реализацию своих программ развития до сих пор не получили деньги за 2010 год,— отмечает Исак Фрумин, научный руководитель Института образования ГУ-ВШЭ.— Следовательно, они вынуждены будут тратить эти деньги в течение месяца, а это нельзя сделать эффективно. Система планирования, отчетности неэффективна и забюрократизирована. Она может погубить научные программы и сделать бессмысленными колоссальные вложения. К сожалению, мы пока не видим предпосылок к изменению ситуации».
Кстати, пока не понятно, как будут взаимодействовать между собой лаборатории, разбросанные по стране. Можно предположить, что в перспективе налаживание связей станет стимулом к активизации мобильности между университетами и систематизации стандартов исследований. Но этот вопрос отдан на откуп времени. «Можно только предполагать, что лаборатории, находящиеся близко друг от друга, будут координировать закупки дорогого оборудования для совместного использования и избежание дублирования,— считает Сергей Лукьянов.— При близких темах возможна кооперация, но нас не обязывают к сотрудничеству, и все будет решаться исходя из пользы дела».
Возможно, еще одним объединяющим элементом станет созданная в июне Ассоциация ведущих университетов России. По мнению Ивана Стерлигова, эта организация, созданная по формальному признаку (в нее вошли те, кто получил высокий статус от государства), теоретически могла бы стать инструментом лоббирования интересов вузов, а также базой для независимой оценки своих участников. Если же вузы проявят себя серьезными исследовательскими организациями, считает Исак Фрумин, ассоциация может превратиться в лобби университетской науки.