Ребенок — единственная тема для разговора в некоторых семьях
Как опытный путешественник я знаю многие привокзальные площади России. В этом городе для меня тоже не было загадок. Я помнила, где тут замаскированный подземный переход. Где аптека. Где кино. Где кафе, точнее — некое заведение, стилизованное под советскую столовку: на верхнем этаже торгового центра можно пройтись с пластиковым подносом вдоль стоек, изучая знакомое с детства меню: салат огурцы-помидоры, оливье, селедка под шубой, борщ, компот.
В этот день посетителей было немного. Несколько командировочных вроде меня, с рюкзачками и ноутбуками. Парочка офисных работников. И одна семья — мама, папа и сын лет пяти. Ребенка родители почему-то посадили спиной к окну, хотя это большое, во всю стену окно завораживало всех — куда еще смотреть, если не на улицу? Но мальчику такой возможности не дали. Смотри в тарелку.
Сначала он не бунтовал — с аппетитом кушал свою картошку, что-то ласково спрашивал у мамы. Мама отвечала, но однообразно: "Ешь!" То же самое говорил и папа. Вообще все их семейное общение состояло из тихих вопросов ребенка и раздраженных комментариев взрослых. "Руслан, ешь, не отвлекайся",— говорили они по очереди каждые десять секунд, даже когда мальчик молчал. То они делали ему замечание, если он на мгновение задумывался: "Не тормози!" То приструнивали, когда он слишком активно, на их взгляд, орудовал вилкой: "Не торопись!" Я так и не поняла, чего они хотели: чтобы он ел быстрее или чтобы ел медленнее.
А когда малыш, не выдержав, все же повернулся к окну, отец, все время пялившийся в это самое окно, чуть его не прибил: "Руслан! Ну-ка сядь ровно!" Потом было еще много недовольств: ах, он уронил зеленый горошек на стол, он засмеялся, он сидел хмурый, он снова пытался посмотреть на улицу, сколько тебе говорить, какой ты непослушный... Я долго сидела в этом кафе — до поезда было полно времени. Семья, по-видимому, тоже никуда не торопилась — они потом еще и чай заказали. Но взрослые так и не позволили маленькому Руслану посмотреть сверху на людей, на машинки, на вокзал. Они только зудели и зудели, доведя до белого каления даже меня. Видимо, думала я, эти двое так понимают родительские обязанности — критиковать ребенка в режиме нон-стоп. Видимо, к ним так же относились их мамы и папы, и они просто не представляют, как иначе взрослые могут общаться с детьми.
Но, наблюдая за этой семьей, я заметила еще кое-что. Муж и жена за все время обеда почти ни слова не сказали друг другу. Попутчики в поезде и то более разговорчивые. "Здравствуйте", "У вас верхнее?", "Закрыть дверь?", "Мне выйти, чтобы вы переоделись?", "А что это за станция?" — за час пути некоторые пассажиры способны произнести количество фраз, которыми эти супруги и за неделю, похоже, не обмениваются. Причем они не были в ссоре, не дулись демонстративно. Какие-то реплики иногда произносили, устало и равнодушно, вроде: "Передай соль". Да еще мальчика своего постоянно дергали.
Мне вообще показалось, что мужчина и женщина разговаривали с сыном лишь для того, чтобы не так очевидно было, что им нечего сказать друг другу. Но убери Руслана — и за столиком повисло бы тягостное молчание. Поэтому с такой охотой двое взрослых людей кидались на третьего, маленького. Вроде какое-никакое, а семейное общение.