На сцене Российского молодежного театра труппа Национального хореографического центра Орлеана (Франция) показала спектакль "Полуночники" по мотивам произведений Франца Кафки. Накануне московской премьеры корреспондент Ъ ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА встретилась с руководителем труппы, хореографом и режиссером ЖОЗЕФОМ НАДЖЕМ.
Венгр Йозеф Надь (Josef Nadj), со временем переименованный французами в Жозефа Наджа, родился в местечке Каньяжа в Воеводине (теперешняя Сербия) 42 года назад. Сын плотника и внук крестьянина отправился в большой город Будапешт учиться философии и изобразительному искусству, но почти случайно попал на театральные курсы. Двадцати двух лет от роду он оказался в Париже, где и променял драму на современный танец. Поучаствовав в постановках хореографов "новой волны", в 1986-м создал собственную труппу. Первый же его спектакль о родной Воеводине — "Утка по-пекински" — сорвал успех в мультикультурном Париже, падком до всего самобытного. От воспоминаний о малой родине хореограф перешел к большой литературе: ставил Борхеса, Кафку, Бюхнера. С 1995 года руководит Национальным хореографическим центром в Орлеане.
— Вас называют хореографом собственной памяти. Вы с этим согласны?
— Такое определение относится к началу моей работы. Два первых спектакля совершенно конкретно основаны на моих воспоминаниях. Потом были спектакли, навеянные произведениями выходцев с моей родины. Но последние годы я работаю по мотивам произведений писателей из других стран и регионов — таких, как Бэккет, Борхес.
— Что такое венгры на Балканах?
— Моя деревня Каньяжа сегодня находится в Воеводине — это теперь в Сербии, на северной границе с Венгрией. Всего в Воеводине 2 млн населения, венгров около 400 тысяч, так что они не считают себя меньшинством. Эти 400 тысяч никогда не думали, что нужно сопротивляться чему-то или организованно выступать. Если и есть какие-то демарши, они касаются культурных проблем. В частности, языка.
— Воеводина — глухая провинция. Как вам удалось так быстро адаптироваться в Париже?
— Но это не проблема. Сначала я учился живописи в Новом Саде, столице Воеводины, потом переехал в Будапешт, где прожил два года, и только после оказался в Париже.
— Могло ли все сложиться иначе?
— Случай на первом этапе моей жизни сыграл решающую роль. Однажды я случайно открыл дверь театральной школы и физически почувствовал, что такое театр. До этого я занимался изобразительным искусством и не собирался его бросать.
— Почему вы променяли драматический театр на театр хореографический? Кто повлиял на ваше решение?
— Здесь все проходило далеко не так внезапно. Я постепенно входил в современный танец: сотрудничал с какими-то труппами, танцевал в каких-то спектаклях, знакомился с хореографами. Мне понадобилось пять лет, чтобы сделать окончательный выбор. Но я постарался не попасть под чье-либо влияние. Конечно, были авторы, которых я любил, но мне хотелось создать свой собственный мир.
— Вы считаете себя режиссером или хореографом?
— Не могу причислить себя ни к первым, ни ко вторым. И не я один сегодня в такой ситуации. Моя профессия — между театром и танцем. Очень важны музыкальный и визуальный аспекты. Эти четыре элемента выступают на равных.
— Похоже, главным импульсом для вас является литература. Вы как-то сказали, что "надо найти в себе отражение прочитанного". Что конкретно вы имеете в виду?
— Для меня литература — один из источников, но не единственный. Я и мои актеры читаем определенное произведение и потом делимся своими впечатлениями. Так начинает ткаться новая материя. Это совершенно другой уровень впечатлений, часто очень далекий от первоисточника.
— Все читатели обычно делятся своими впечатлениями, но не у всех появляется спектакль. Как вы его делаете?
— Это и есть главная тайна. Как раз эта метаморфоза меня и интересует. Это переход из одного пространства в другое, из одного состояния в другое. В этом и заключается суть моей работы, ее содержание.
— Правда ли, что вы предпочитаете брать в труппу односельчан?
— В свое время костяк труппы сформировался из людей, которые были родом из моих родных мест. Но это вовсе необязательно. Для меня важно, чтобы была близость внутренняя и сходное понимание жизни.
— Что еще вы цените в своих актерах?
— Зрелость. Умение взять на себя ответственность. Умение максимально использовать то пространство и те возможности, которые я им предлагаю. Я не ищу марионеток, я ищу партнеров, с которыми я могу разделить то, что я создаю.