Силуэты общей войны
Кира Долинина о выставке Генри Мура в Эрмитаже
Генри Мур — священная корова европейского искусства ХХ века. Он настолько прочно хрестоматиен, велик и всеми признан, что, кажется, и нет давно уже никакого внутреннего сюжета, слома, вызова, каким казалось искусство Мура консервативным британцам первой половины прошлого века. Его биография — биография типичного европейца, чья молодость пришлась на Первую мировую, а зрелость — на Вторую. Мобилизация в 18 лет, отравление в газовой атаке, романтизация войны как места, где можно и нужно стать героем, экзистенциальная драма вернувшегося с войны, которая привела ставшего скульптором сына шахтера к тому, что критикам легче всего было связать с "сюрреализмом". Его больше ругали на родине, гораздо лучше принимали на континенте и особенно в Париже, где он часто выставлялся.
К 27 годам Мур, получивший неплохое, но лоскутное образование и больше времени проводивший в Британском музее, чем в учебных мастерских, пришел с персональной выставкой в Лондоне. Тогда же начал преподавать. Новая война отправила учеников в эвакуацию, а учителю предложила новую жизнь. 7 сентября 1940 года 360 немецких бомбардировщиков сбросили бомбы на Лондон. Вторая волна "люфтваффе" из 250 самолетов бомбила британскую столицу в течение восьми с половиной часов, с восьми вечера до четырех с половиной утра. Немецкая авиация базировалась на аэродромах в северной Франции, в 60 милях от Лондона, поэтому немцы смогли организовать его непрерывные бомбардировки в течение 76 ночей подряд. Так начался "Блиц" — восьмимесячные налеты на британскую столицу, которые закончились 10 мая 1941 года для того, чтобы через полтора месяца начаться под другим названием на другой, куда более нам известной, территории. Всего за время "Блица" в Лондоне погибли 20 083 человека.
В эти дни Джордж Оруэлл пытался понять, что происходит: "В то время как я пишу, весьма цивилизованные люди летают над моей головой и пытаются меня убить". Генри Мур не был аналитиком, он стал летописцем "Блица". Директор Лондонской национальной галереи, автор чуть ли не самых знаменитых популярных английских книг по истории искусства, друг и собиратель произведений Мура, Кеннет Кларк предложил скульптору пост "официального военного художника". Для "сюрреалиста" это было странное предложение, но, увидев то, во что на глазах превращался его город, Мур согласился: в этом месиве из домов, тел, обломков самолетов, геройства, подлости, жестокости, сострадания реализм бы не помог.
Серия "Рисунки в убежище", выполненная в дни "Блица",— удивительный исторический документ и при этом подчеркнуто субъективное художественное свидетельство. Станции метро, занятые вплотную друг к другу лежащими телами укрывшихся от бомб, уходящие в черноту тоннели, жителями которых вместо крыс стали люди, сомкнутые и разомкнутые объятия, застывшие в безвременье подземелья фигуры, слитые воедино семьи. Это абсолютная правда и абсолютный Мур. Расчленяющий, аналитический, абстрактный, казалось бы, язык Мура оказался более чем пригодным для изображения человека в объятиях войны — они адекватны друг другу.
Государственный Эрмитаж и Фонд Генри Мура расскажут эту историю с помощью 78 рисунков и шести скульптур британского художника. Другую историю на этой выставке расскажут 16 рисунков одного из самых именитых отечественных архитекторов, Александра Никольского, выполненных в блокадном Ленинграде. Никольский страшной зимой 1941-1942-го сидел не в метро, а в подвалах Эрмитажа, куда были приняты на постой многие оставшиеся в кольце художники и ученые. Его история не о страхе, но о подвиге просто жить. Он суше и жестче. Документальнее и страшнее. Он не столько о чувствах, сколько о самом человеке и его пути превращения в тень, дух. Сравнивать "Блиц" и блокаду, 8 месяцев бомбардировок и 900 дней блокады, страх и голод, Мура и Никольского не имеет никакого смысла. Но вот так, рядом, они способны твердо и внятно сказать о том, что война была нашей общей. А это действительно очень важно. До сих пор.
Санкт-Петербург, Государственный Эрмитаж, с 7 мая по 4 сентября