Фестиваль старинной музыки в Петербурге подошел к кульминации: в Малом зале филармонии дал концерт легендарный Густав Леонхардт (Gustav Leonhardt) — клавесинист, органист, дирижер.
Густав Леонхардт — один из отцов-основателей движения исторического исполнительства. В пятнадцать лет он решил посвятить себя клавесину. Наряду с клавесином всю жизнь играет на органе. В 1970-е начал дирижировать. Воспитал несколько поколений музыкантов. Записал множество дисков, в том числе клавесинную серию "Gustav Leonhardt Edition" на Deutsche Harmonia Mundi и цикл "Исторические органы Австрии".
В этом году Леонхардта, который много гастролирует, всюду просили играть Баха. В Петербурге он не без удовольствия представил другую программу: играл северных и южных немцев, знаменитых органистов, клавесинистов и композиторов — старших современников великого Баха. Но баховский сюжет тоже ощущался. Например, звучал Иоганн Адам Рейнкен, которого Бах юношей ходил слушать в Гамбург из соседнего (за 45 км) Люнебурга. И Дитрих Букстехуде, ради которого двадцатилетний органист Арнштадта Бах (утверждают, тоже пешком) путешествовал в Любек (уже за 450 км). И Георг Бем, сочинения которого Бах тщательно изучал.
Их пьесы Леонхардт играл, будто они не немецкие, а написанные скорее во французском вкусе (ощутимость которого в музыке Баха также достаточно сильна). Поэтому появление в программе еще и опусов Антуана Форкре — музыканта иной карьеры и культуры, француза, состоявшего на службе у Людовика XIV,— выглядело логичным.
Звучал клавесин — инструмент с быстро гаснущим звуком, который заставляет культивировать паузы и молчание. Пространство между звуками и голосами в игре Леонхардта произвело поразительное впечатление. Это оказались вовсе не те паузы, на искусстве воспроизведения которых настаивала старая школа Шнабеля и Фуртвенглера, видевшая в паузах аскетическую красоту молчания. Нет, Леонхардт предстал не аскетом, а романтиком клавесина. Заметная и раньше романтическая черта ныне стала доминантой его музыкантского поведения. Злые языки после концерта даже утверждали, что Леонхардт никакой не аутентист. Но дело, очевидно, в другом: аутентизм, как его понимает Леонхардт, означает верность исполнителя самому себе и полномочия творить музыку от своего имени.
ОЛЬГА Ъ-МАНУЛКИНА, Санкт-Петербург