Событие недели — "Лоуренс Аравийский" (Lawrence of Arabia) (1962) (6 ноября, ОРТ, 12.55 и 15.15, ****) Дэвида Лина (David Lean), английского экранизатора Диккенса, сделавшего мировую карьеру в качестве мастера исторических блокбастеров. "Лоуренс" — лучшая его работа, расположившаяся в фильмографии Лина между пафосным "Мостом через реку Квай" (The Bridge on the River Kwai) (1958) о страданиях английских военнопленных в японском концлагере и дебильным "Доктором Живаго" (Doctor Zhivago) (1965) с пресловутой балалайкой, на которой, как известно, играли в московских салонах Серебряного века. Несмотря на свою сверхъестественную длину (222 минуты), фильм смотрится на одном дыхании. Он воплощает обаяние старого, длинного кино, на которое отправлялись субботними вечерами всей семьей, всецело отдаваясь сказке, разворачивавшейся на экране. Лоуренс Аравийский — гениальный разведчик, взбунтовавший в годы первой мировой войны бедуинские племена против Османской империи; покоритель Дамаска; интроверт-гомосексуалист; талантливый литератор; белый человек, принятый на равных спесивыми аравийскими шейхами; первый теоретик партизанской войны; последний романтик Британской империи, щеголявший в бедуинском наряде в офицерских клубах Каира; декадентский Джеймс Бонд, разбившийся на мотоцикле в 1934 году под аккомпанемент слухов о его тайной миссии к Гитлеру (а еще говорили о самоубийстве). Человек, словно сошедший со страниц Киплинга. Кто мог бы сыграть его? Дэвид Лин нашел единственно возможного исполнителя главной роли — 30-летнего актера, сыгравшего всего три роли в кино, Питера О`Тула (Peter O`Toole), изысканного неврастеника, хрупкого блондина со стальным обаянием. Его герои всегда не от мира сего. Лоуренс плетет интриги, пересекает в неимоверных страданиях пустыни, пускает под откос поезда, с ужасом видит, как в нем рождается кровожадный зверь-мститель, рыдает над сраженными турецкими пулями мальчиками. Но при этом — кажется инопланетянином, оказавшимся там, где он оказался, случайно, "человеком, упавшим на Землю", как назывался другой фильм другого режиссера, где сыграл очень похожий на него Дэвид Боуи (David Bowie). Неделя вообще ориентирована на эпическое кино, в котором история играет на равных с романтическими героями. "Сорок первый" Григория Чухрая (1956) (4 ноября, "Культура", 12.40, ****) открыл для всего мира новое советское кино, очнувшееся после смерти Сталина. Четыре года назад на Сочинском фестивале можно было видеть потрясающую сцену, когда французский историк кино Ален Бийон в прямом смысле слова встал на колени перед Чухраем, вспомнив, что именно "Сорок первый" обратил его в кинематографическую веру. Очевидно, без этого фильма не было бы ни калатозовских "Журавлей", ни "Баллады о солдате", не было бы вообще "оттепельного" кинематографа. Не было бы и галлюциногенного "Бега" Александра Алова и Владимира Наумова (1970) (5 и 6 ноября, "Культура", 22.45, ****), завершившего маньеристский период послесталинского кино. Только так, преодолевая сопротивление всей государственной машины, безумно и отважно, можно было рвать с прошлым. В позднем сталинском кинематографе были строго-настрого табуированы две вещи: непосредственность чувств и формальные изыски. "Сорок первый" дарил зрителям и то и другое: изысканная, почти маньеристская камера Сергея Урусевского идеально совпадала с историей, написанной в 1920-х Борисом Лавреневым — о том, как на безлюдном острове в Аральском море оказались и полюбили друг друга красная снайперша Марютка и белогвардейский поручик Говоруха-Отрок. Интеллигент, белогвардеец — и лирический герой? Само по себе это уже было скандалом. Гражданская война как человеческая трагедия, а не манихейское противостояние добра и зла — невообразимо! Прибавьте к этому, что Изольда Извицкая, кажется, первой из советских актрис после Юлии Солнцевой в "Земле" Довженко (1930) обнажилась на экране, продемонстрировав свой утонченный, совсем не рабоче-крестьянский абрис, и вы поймете, какой бомбой стал фильм. Отдельный сюжет — реакция на него в западной критике. Фильм, как казалось тогда, несправедливо "ставили в ряд", а как понятно теперь, совершенно обоснованно сравнивали с актуальными тогда мотивами мирового кино: экзистенциальная дуэль любовников, отрезанных от внешнего мира, модная экзотическая атмосфера острова. В мировом кино 1950-х самые душераздирающие драмы разыгрывались как раз на берегу моря, а намокшие платья актрис выгодно подчеркивали их прелести. Возможно, что финал "Сорок первого", когда при приближении белогвардейцев Марютка стреляет в своего ненаглядного, был снят под впечатлением знаменитого вестерна Кинга Видора (King Vidor) "Дуэль на солнце" (Duel in the Sun) (1946), где в такой же смертельной схватке сходились Дженнифер Джонс (Jennifer Jones) и Грегори Пек (Gregory Peck). Увы, современный кинематограф растерял эпическое обаяние былых лет. На НТВ — "Ураган" (Hurricane) (1978) (5 ноября, 23.25, ***) "арендованного" Голливудом очень достойного датского режиссера Яна Троэлля (Jan Troell) — римейк поставленного в 1937 фильма великого Джона Форда (John Ford). Тихоокеанский остров, беззаконная любовь туземного юноши и дочки губернатора и чудовищный ураган, погребающий в пучине практически всех действующих лиц. Но то, что было в 1930-х тревожащей драмой людей, разделенных надуманными социальными и национальными барьерами, в 1970-х оказывается только поводом для отлично сделанного, захватывающего дыхание, но все-таки аттракциона, ничем не отличного от прочих напастей из "фильмов-катастроф". Еще менее удачен "Восток--Запад" (Est--Ouest) (1999) Режиса Варнье (Regis Vargnier) (6 ноября, НТВ, 19.35, **), история "белых" репатриантов 1947 года, которые, едва оказавшись на желанной родине, стали прилагать нечеловеческие усилия, чтобы освободиться от ее объятий. Несмотря на отличный актерский ансамбль, фильм завис в межеумочном пространстве. Непонятно, на кого он рассчитан: на французов, привыкших к мелодраматической трактовке истории, или на русских, болезненно чувствительных к бытовым ляпам вроде модной трехдневной щетины на лице инфернального гэбэшника. Вообще, потенциал Истории безграничен для любого киножанра. Невозможность поставить фильм о Жанне Д`Арк вдохновила Глеба Панфилова на гениальный портрет современности и ее иллюзий в фильме "Начало" (1970) (7 ноября, ТВЦ, 20.30, *****). Романтизм "оттепели" санкционировал конформизм застоя в оскароносной мелодраме Владимира Меньшова "Москва слезам не верит" (1979) (7 ноября, ОРТ, 18.10, ***). Дежурная романтика гражданской войны, изрядно выцветшая к началу 1970-х, воплотилась в трагикомическое ретро Никиты Михалкова "Раба любви" (1975) (7 ноября, "Культура", 22.55, ****). А бесчинства чернорубашечников во Флоренции 1925 года выжимали из зрителей дополнительные слезы над "Повестью о бедных влюбленных" (Cronache di Poveri Amanti) (1954) (9 ноября, "Культура", 22.05, **) неореалиста "третьего ряда" Карло Лидзани (Carlo Lizzani).
Событие недели — "Лоуренс Аравийский" (Lawrence of Arabia) (1962) (6 ноября, ОРТ, 12.55 и 15.15, ****) Дэвида Лина (David Lean), английского экранизатора Диккенса, сделавшего мировую карьеру в качестве мастера исторических блокбастеров. "Лоуренс" — лучшая его работа, расположившаяся в фильмографии Лина между пафосным "Мостом через реку Квай" (The Bridge on the River Kwai) (1958) о страданиях английских военнопленных в японском концлагере и дебильным "Доктором Живаго" (Doctor Zhivago) (1965) с пресловутой балалайкой, на которой, как известно, играли в московских салонах Серебряного века. Несмотря на свою сверхъестественную длину (222 минуты), фильм смотрится на одном дыхании. Он воплощает обаяние старого, длинного кино, на которое отправлялись субботними вечерами всей семьей, всецело отдаваясь сказке, разворачивавшейся на экране. Лоуренс Аравийский — гениальный разведчик, взбунтовавший в годы первой мировой войны бедуинские племена против Османской империи; покоритель Дамаска; интроверт-гомосексуалист; талантливый литератор; белый человек, принятый на равных спесивыми аравийскими шейхами; первый теоретик партизанской войны; последний романтик Британской империи, щеголявший в бедуинском наряде в офицерских клубах Каира; декадентский Джеймс Бонд, разбившийся на мотоцикле в 1934 году под аккомпанемент слухов о его тайной миссии к Гитлеру (а еще говорили о самоубийстве). Человек, словно сошедший со страниц Киплинга. Кто мог бы сыграть его? Дэвид Лин нашел единственно возможного исполнителя главной роли — 30-летнего актера, сыгравшего всего три роли в кино, Питера О`Тула (Peter O`Toole), изысканного неврастеника, хрупкого блондина со стальным обаянием. Его герои всегда не от мира сего. Лоуренс плетет интриги, пересекает в неимоверных страданиях пустыни, пускает под откос поезда, с ужасом видит, как в нем рождается кровожадный зверь-мститель, рыдает над сраженными турецкими пулями мальчиками. Но при этом — кажется инопланетянином, оказавшимся там, где он оказался, случайно, "человеком, упавшим на Землю", как назывался другой фильм другого режиссера, где сыграл очень похожий на него Дэвид Боуи (David Bowie). Неделя вообще ориентирована на эпическое кино, в котором история играет на равных с романтическими героями. "Сорок первый" Григория Чухрая (1956) (4 ноября, "Культура", 12.40, ****) открыл для всего мира новое советское кино, очнувшееся после смерти Сталина. Четыре года назад на Сочинском фестивале можно было видеть потрясающую сцену, когда французский историк кино Ален Бийон в прямом смысле слова встал на колени перед Чухраем, вспомнив, что именно "Сорок первый" обратил его в кинематографическую веру. Очевидно, без этого фильма не было бы ни калатозовских "Журавлей", ни "Баллады о солдате", не было бы вообще "оттепельного" кинематографа. Не было бы и галлюциногенного "Бега" Александра Алова и Владимира Наумова (1970) (5 и 6 ноября, "Культура", 22.45, ****), завершившего маньеристский период послесталинского кино. Только так, преодолевая сопротивление всей государственной машины, безумно и отважно, можно было рвать с прошлым. В позднем сталинском кинематографе были строго-настрого табуированы две вещи: непосредственность чувств и формальные изыски. "Сорок первый" дарил зрителям и то и другое: изысканная, почти маньеристская камера Сергея Урусевского идеально совпадала с историей, написанной в 1920-х Борисом Лавреневым — о том, как на безлюдном острове в Аральском море оказались и полюбили друг друга красная снайперша Марютка и белогвардейский поручик Говоруха-Отрок. Интеллигент, белогвардеец — и лирический герой? Само по себе это уже было скандалом. Гражданская война как человеческая трагедия, а не манихейское противостояние добра и зла — невообразимо! Прибавьте к этому, что Изольда Извицкая, кажется, первой из советских актрис после Юлии Солнцевой в "Земле" Довженко (1930) обнажилась на экране, продемонстрировав свой утонченный, совсем не рабоче-крестьянский абрис, и вы поймете, какой бомбой стал фильм. Отдельный сюжет — реакция на него в западной критике. Фильм, как казалось тогда, несправедливо "ставили в ряд", а как понятно теперь, совершенно обоснованно сравнивали с актуальными тогда мотивами мирового кино: экзистенциальная дуэль любовников, отрезанных от внешнего мира, модная экзотическая атмосфера острова. В мировом кино 1950-х самые душераздирающие драмы разыгрывались как раз на берегу моря, а намокшие платья актрис выгодно подчеркивали их прелести. Возможно, что финал "Сорок первого", когда при приближении белогвардейцев Марютка стреляет в своего ненаглядного, был снят под впечатлением знаменитого вестерна Кинга Видора (King Vidor) "Дуэль на солнце" (Duel in the Sun) (1946), где в такой же смертельной схватке сходились Дженнифер Джонс (Jennifer Jones) и Грегори Пек (Gregory Peck). Увы, современный кинематограф растерял эпическое обаяние былых лет. На НТВ — "Ураган" (Hurricane) (1978) (5 ноября, 23.25, ***) "арендованного" Голливудом очень достойного датского режиссера Яна Троэлля (Jan Troell) — римейк поставленного в 1937 фильма великого Джона Форда (John Ford). Тихоокеанский остров, беззаконная любовь туземного юноши и дочки губернатора и чудовищный ураган, погребающий в пучине практически всех действующих лиц. Но то, что было в 1930-х тревожащей драмой людей, разделенных надуманными социальными и национальными барьерами, в 1970-х оказывается только поводом для отлично сделанного, захватывающего дыхание, но все-таки аттракциона, ничем не отличного от прочих напастей из "фильмов-катастроф". Еще менее удачен "Восток--Запад" (Est--Ouest) (1999) Режиса Варнье (Regis Vargnier) (6 ноября, НТВ, 19.35, **), история "белых" репатриантов 1947 года, которые, едва оказавшись на желанной родине, стали прилагать нечеловеческие усилия, чтобы освободиться от ее объятий. Несмотря на отличный актерский ансамбль, фильм завис в межеумочном пространстве. Непонятно, на кого он рассчитан: на французов, привыкших к мелодраматической трактовке истории, или на русских, болезненно чувствительных к бытовым ляпам вроде модной трехдневной щетины на лице инфернального гэбэшника. Вообще, потенциал Истории безграничен для любого киножанра. Невозможность поставить фильм о Жанне Д`Арк вдохновила Глеба Панфилова на гениальный портрет современности и ее иллюзий в фильме "Начало" (1970) (7 ноября, ТВЦ, 20.30, *****). Романтизм "оттепели" санкционировал конформизм застоя в оскароносной мелодраме Владимира Меньшова "Москва слезам не верит" (1979) (7 ноября, ОРТ, 18.10, ***). Дежурная романтика гражданской войны, изрядно выцветшая к началу 1970-х, воплотилась в трагикомическое ретро Никиты Михалкова "Раба любви" (1975) (7 ноября, "Культура", 22.55, ****). А бесчинства чернорубашечников во Флоренции 1925 года выжимали из зрителей дополнительные слезы над "Повестью о бедных влюбленных" (Cronache di Poveri Amanti) (1954) (9 ноября, "Культура", 22.05, **) неореалиста "третьего ряда" Карло Лидзани (Carlo Lizzani).