Накануне чемпионата мира по хоккею в Чехии главный тренер "Атланта" Милош Ржига рассказал, какие амулеты помогли его клубу выйти в финал Кубка Гагарина и видит ли он себя на месте тренера сборной России
Главный тренер "Атланта" Милош Ржига — безусловно, самое громкое открытие уходящего хоккейного сезона. Он всего лишь осенью прошлого года возглавил "Атлант" — скромный клуб из подмосковных Мытищ, а уже весной стал выносить из Кубка Гагарина записных его фаворитов: СКА и "Локомотив". Теперь главный вопрос — где будет работать Ржига в следующем сезоне. Претендентов много, но главный из них — как раз питерский СКА, который Ржига уже дважды выбивал в плей-офф (первый раз — вместе со "Спартаком" в сезоне 2008/09). Впрочем, вносить ясность в этот вопрос чешский специалист не спешит.
— У вас закончился самый продолжительный сезон в России — так далеко, до финала, ваши команды еще не доходили. Как отдыхаете?
— Столько хоккея, сколько я посмотрел в этом году, никогда действительно не было. После последнего матча с "Салаватом" мне принесли очередную порцию дисков, но я сказал: все, ребята, хватит. Устал. Но и на отдых — а я люблю погулять в Сокольниках, заниматься спортом — сейчас времени нет. У меня полно встреч, идут переговоры о следующем сезоне, но никакой определенности пока нет.
— А чемпионата мира по хоккею вы ждете? Говорят, что, если мы там опять неудачно выступим, сборной может понадобиться новый тренер. Чем не продолжение карьеры для вас?
— Не знаю, как у меня такое получится: я никогда не работал с национальной командой. Хотя, конечно, каждому тренеру хотелось бы такое попробовать. Это такое окончание всей тренерской работы, высшая благодарность, что ли. Это гораздо престижнее, чем работать в КХЛ или НХЛ. Сборная — это сборная. Это значит, что страна тебе доверяет самое ценное в хоккее, что у нее есть. Такой работой можно только гордиться.
— Если бы такая страна, как Россия, доверила вам самое ценное, вы бы пошли?
— Я об этом пока не думал. Последнее время меня занимали другие мысли.
— Ритм в КХЛ, наверное, должен был вас научить быстро забывать о поражениях. Разве нет?
— Это игроки отходят быстро: им нужно готовить себя к следующему матчу. Тренерам сложнее. В проигранной игре что-то случилось, мы должны понять что, приготовиться, чтобы опять этого не произошло. Я так делаю: после матча сразу отдыхаю, а уже на следующий день серьезно разбираю, что мы сделали не так. Это анализ опасных моментов, игры в меньшинстве и в большинстве — такая постоянная работа. Я говорил, что больше всего внимания было ко второму матчу с Уфой. Все привязались к удалению Федора Федорова: мол, это удаление "Атлант" сломило. Но это был всего лишь один момент, а еще было минимум четыре момента, которые были еще хуже.
— Вы не согласны с тем, что удаление Федорова "Атлант" сломило?
— Это все разговоры. Никто ведь не знает, что мы сказали в раздевалке, что мы там делали. Вот говорят: опустили руки. Никто ничего не опускал! Что мы должны были делать? Драться? Грубить? Клюшки бросать? Что?
— Помощник президента России Аркадий Дворкович после третьего матча написал в своем "Твиттере": ""Атлант" засуживают... Но это лишь моя точка зрения". Вы с ней согласны?
— Да, я с ним согласен, это тоже мое личное мнение. Если взять все матчи, то в каждом было сделано что-то неправильно. Если так происходит в одной игре, да, можно сказать, что это ошибка. Но когда так происходит в каждом матче — это уже что-то другое.
— У нас в спорте сейчас принято чуть что писать президенту. Вы бы что Медведеву сказали?
— Что спорт должен всегда оставаться спортом. Сегодня в России в хоккее, как и в футболе или баскетболе, очень много денег, и спорт постепенно превращается в бизнес. Мы должны бороться за чистоту спорта, а многие борются за свою собственную выгоду. Мне интересно, что чувствуют такие люди, когда приходят домой и смотрят на себя в зеркало. Нравится им это?.. В общем, сейчас очень часто получается так, что там, где есть большие деньги, есть и большие проблемы.
— Вам трудно с этим мириться?
— Конечно, у нас в семье всегда было все не за деньги, а за гордость. Меня всегда учили, что человек может быть честным, откровенно говорить обо всем и не бояться.
— Одно дело говорить правду там, где вас уважают, другое там — где о вас толком ничего не знают. Может, вам проще работать со средними командами типа "Спартака" или "Атланта"?
— Ну, я ведь еще не пробовал себя на другом уровне. Не хочу сказать плохо об "Атланте", но это была средняя команда, о которой никто не думал, что она будет играть в финале. Просто у каждого хоккеиста или команды есть свой уровень игры. Моя работа в том, чтобы выжать максимум. С "Атлантом" получилось как в красивых рассказах о давних битвах. С одной стороны, были люди в доспехах и при оружии, а с другой — народ, который пришел и победил — голыми руками. Для меня было огромным удовольствием доказать тем, кто в нас не верил, что мы умеем выигрывать.
— Особенно приятно, наверное, было выбить СКА и "Локомотив"?
— Обыгрывать богатые клубы приятно каждому. Пройти СКА, "Локомотив", играть с "Салаватом" так, что за это не было стыдно,— это огромное удовольствие. Многие вот говорили, что мы играем на эмоциях. Но эмоции могут сделать один-два матча. А выйти в финал — это тяжелый труд. Если бы в начале моей работы мне сказали: "Милош, ты веришь, что эта команда будет играть в финале?", я бы ответил, что нет. Но мне повезло, что хоккеисты считали иначе.
— В "Спартаке" у вас была непростая ситуация с знаменитым вратарем Домиником Гашеком. Сложилось впечатление, что вы ушли и из-за конфликта с ним.
— Это не так. Но для меня работа с Гашеком стала определенным уроком. Я считаю, что на работе могут разговаривать все, но за результат отвечает все-таки тренер и последнее слово за ним. Если человек выиграл много всего в хоккее, он может говорить больше остальных, но свою роль в команде забывать он не должен. Каждому хоккеисту и вообще члену команды нужно знать свою роль. Этот человек ее не понял.
— Вы говорили, что после отставки из "Спартака" думали вернуться на родину. Что бы вы там делали?
— Точно не занимался бы бизнесом. Я слишком добрый для этого: потерял бы все, каждому бы верил. А в бизнесе нужно быть жестким, это игра на грани всего.
— Правда, что после каждого матча тренеры двух команд ходят друг к другу в гости?
— У каждого своя фишка. Я часто приглашаю в гости, можно поговорить, чуть-чуть выпить. Выпивать даже не обязательно, можно просто поговорить. Мне вот всегда интересно, что думает тренер другой команды о нашей игре. Это полезно, и мне всегда приятно поговорить о хоккее.
— Нападающий сборной России Илья Ковальчук в прошлом году сказал, что лучший способ восстановиться после игры — два бокала пива. Вы такую схему командам своим разрешаете?
— Что касается пива, то у нас в Чехии его вообще за алкоголь не считают, это так, пенный напиток... Не знаю, как там восстанавливается Ковальчук, но такого правила у нас в команде точно нет. Каждый спортсмен должен знать, что для него лучше.
— И вы не следите, соблюдает хоккеист режим или нет?
— Зачем? Если хоккеист нарушил режим, это его вина. Игрок получает в хоккее большие деньги и сам несет ответственность за свое здоровье. К тому же это вопрос уважения к команде. Если игрок думает, как лучше сыграть в следующем матче, он будет внимательно следить за тем, что ест и пьет.
— Вы можете понять, кто хочет работать, а кто — нет?
— Тут вопрос мотивации важен: одни сами хотят работать, других нужно к процессу подключать. Некоторым нужно объяснять, что от их работы будет результат, который может быть полезен команде, и потом они сами будут гордиться своими усилиями. Если даже эти доводы не работают, то такой хоккеист и не нужен.
— А деньгами заставить работать можно?
— Можно, но редко. В "Атланте", например, в серии с "Локомотивом" вообще о деньгах не говорили. Никто не спрашивал, сколько там чего будет, если выигрываем. Когда у человека есть возможность сделать то, к чему он всю жизнь шел, то вопрос денег уходит на задний план.
— А чем вы сами себя мотивируете?
— Я — творческий человек. Как художник рисует картину, я рисую тактику. Когда я вижу, что мои идеи кто-то принимает, когда команда на площадке играет так, как я этого хотел, то для меня это лучшая награда.
— Как вы добиваетесь того, чтобы команда вас слушалась?
— Нужно просто быть вместе с ними. Например, в плей-офф наша команда решила, что не будет бриться до конца чемпионата. Без проблем, сказал я себе, буду вместе с вами. А однажды мне пришлось красить волосы то в желтый, то в синий, то в белый цвет — тоже потому, что так сделала вся команда. Тренер ни в коем случае не должен быть в стороне. Он должен чувствовать, как дышит команда, жить с ней одной жизнью.
— Свои суеверия, впрочем, есть и у вас. После победы в финале Западной конференции вы положили на лед пиджак, встали на колени и как будто стали молиться.
— Это была не молитва, я благодарил своих игроков. А тот пиджак, кстати, я носил на всех матчах плей-офф. Если говорить о каких-то суевериях и приметах, то лучше сказать про рубашку. У тренеров есть такая традиция: если вы побеждаете, то рубашку не стираете и выходите в ней на следующий матч. Если проиграли — стираете. Я вообще-то человек не суеверный, но некоторые приметы мне навязывает жена. Например, в этом году она покупала всем тренерам амулеты счастья на каждый круг. Получилось, что в финальной игре у меня был полный карман этих амулетов: там была подкова, слон, поросенок. Раньше она всегда покупала всему тренерскому штабу новые рубашки и галстуки перед новой серией. А теперь вот зверюшек дарить стала.
— А хоккеистам она что-то дарит?
— У хоккеистов свои приметы. Кто-то слева направо одевается. Кто-то руки моет перед игрой, если до этого долго забить не мог. Это все ритуалы, за которыми тренер не должен следить. Если они помогают игроку готовиться, то и хорошо, пусть и дальше так делает.
— А каких-то общекомандных примет вы придерживаетесь? Может, какая-то особая музыка есть, например?
— Да много всего разного было, но, если честно, не хотел бы рассказывать: это такой маленький командный секрет. Что касается музыки, то она у нас каждый раз в раздевалке играет, а минут за 5-10 до выхода на лет мы ее выключаем, чтобы каждый мог с мыслями собраться. Что именно слушать, решает команда. Такого, чтобы я пришел и сказал: "ребята, с этого дня будем слушать то, что мне нравится",— такого не было. В командные ритуалы вообще лучше не вмешиваться, уж точно их не надо менять на свой лад. Иначе они будут сидеть, как тупые, и ждать указаний: делай то, делай это. Команда должна жить своей жизнью, а тренер подстраиваться под эту жизнь.
— Футбольный тренер Анатолий Бышовец любил цитировать в раздевалке какие-то философские изречения или классическую литературу. Вы, кажется, читать тоже любите. Скажите честно: доходит ли до речей?
— Какую-то серьезную речь я говорил лишь перед последним матчем. Да и то потому что понимал — команде сейчас это нужно. Если я вижу, что хоккеистам нужно помочь словом, я буду говорить. Если им это ни к чему — буду молчать. Что мне, для себя говорить, что ли?
— Слышал, что вы любите исторические романы. А то время, в которое вы живете, вам нравится?
— Честно говоря, мне бы хотелось вернуться чуть-чуть назад. Мы живем в катастрофическом веке, если говорить об отношении людей друг к другу или к природе, которую мы убиваем. Сейчас весь мир в состоянии кризиса. Катастрофического. Мне кажется, так было, когда шла Первая мировая война. А если копать еще глубже, то нынешние события напоминают мне времена инквизиции.
— А что вам не нравится именно в хоккее?
— Тут есть много людей "около", которые мешают. Например, бывают ситуации, когда агент хочет протолкнуть своего игрока в команду. Я считаю, что игрок, если он хороший игрок, свое место в команде займет и без денег. Если ты тренер и возьмешь деньги — это уже не спорт, это бизнес. Это ты просто покупаешь людей, будто на рынке.
— Но если бы к вам пришел агент и попросил сделать одолжение?
— Я бы отправил его восвояси. У меня была ситуация в Чехии, когда мой друг попросил пристроить в команде своего сына. Мы поругались, и я достаточно жестко сказал ему, где находится наша команда, а где — его сын. Тогда он меня не понял, обиделся, и мы расстались. А год спустя он пришел ко мне и стал благодарить, что я не оставил его сына в хоккее. Сейчас он занимается гостиничным бизнесом и отлично себя чувствует без профессионального спорта.
— У вас есть агент?
— У меня нет. И сейчас я понимаю, что мне его не хватает. Раньше у меня был такой человек, но мы с ним расстались, причем плохо. Теперь у меня есть разные варианты работы, и мне нужен человек, который бы помог заниматься контрактами.
— Вы что, сами не можете выбить для себя хороший контракт?
— Я вообще о деньгах разговаривать не умею. Конечно, нельзя говорить, что вот придет ко мне президент клуба, скажет, вот тебе 10 долларов, и я соглашусь: "А, спасибо, пошел работать". Нет, конечно. Я свою цену знаю. Но если мне сказали зарплату, и она не подходит, то я лучше сразу откажусь. Торговаться, как на рынке, я никогда не буду.