Ситуация, складывающаяся вокруг банкротства, волнует и промышленников, и политиков. О том, как работает механизм банкротства сейчас и как он изменится в будущем, зампред комитета Госдумы по собственности НИКОЛАЙ АРЕФЬЕВ рассказал корреспонденту Ъ ОЛЬГЕ Ъ-ПЛЕШАНОВОЙ.
— Сегодня в отношении многих промышленных гигантов возбуждены дела о банкротстве, где-то введено внешнее управление. Но речь-то идет о весьма устойчивых и прибыльных ранее предприятиях. Как это объяснить?
— Идет передел собственности. Первый происходил под флагом приватизации, второй — под флагом банкротства. В отношении банкротства необходима четкая государственная политика, но ее нет, а потому идет черный передел собственности. Лакомые кусочки еще живых предприятий стараются прикарманить определенные представители олигархии.
По сегодняшнему законодательству достаточно задолжать порядка 40 тысяч рублей, не выплатить их в течение трех месяцев — и можно возбуждать дело о банкротстве. Есть множество вариантов фиктивного, преднамеренного банкротства, все знают, как задолжать и сделаться неплатежеспособными. Ситуация такова, что только в прошлом году 1800 предприятий были уничтожены посредством конкурсного производства, причем их распродали по частям, разрушив единые технологические комплексы. В итоге предприятие уже не может выпускать ту продукцию, которое выпускало ранее, на его месте родилось множество других, решающих уже совсем иные задачи. Дальше рушится целая технологическая цепь в масштабе России. А государство смотрит на это сквозь пальцы: как же, если задолжал, то цивилизованное решение вопроса с должником — банкротство. Если после войны мы ежегодно вводили в строй по 1,5 тысячи предприятий, то сейчас, когда падение производства в нашей стране ниже послевоенного уровня, мы не только не вводим предприятия, мы их уничтожаем путем банкротства. Сейчас возбуждено где-то 12,5 тысяч дел. Чем они закончатся, не знаю, но часто даже у арбитражных судей рука не поднимается объявлять конкурсное производство.
— Вы говорите, что нет государственной политики, а между тем многие иски предъявляет ФСФО, государственный орган.
— Да, я тоже склоняюсь к тому, что именно в этом политика и заключается. Я сужу по своему региону, Астраханской области. У нас обанкрочено 34 предприятия. И ведь что интересно: вся администрация области против банкротства, все с возмущением говорят о представителе ФСФО в регионе Юрии Попове, но сами дали ему полномочия представлять интересы Астраханской области. Я говорю главе администрации: "Заберите эти полномочия! Почему он выступает в роли кредитора от имени области?" Не забирают. Мало того, когда он обанкротил довольно крупный трест "Астраханспецстрой", ему спустя неделю или две глава администрации области 300 тысяч рублей выписал на улучшение жилищных условий. В регионе это огромные деньги. Выходит, возмущение — это фикция, на деле банкротство поощряется на самом высоком уровне.
— Вы упомянули об искусственном доведении до банкротства, сделать это нетрудно. А кто в этом заинтересован?
— Само государство. В 92-м году в результате инфляции предприятия лишились всех оборотных средств. С тех пор они кувыркались как могли. А теперь государство инициирует их банкротство — через те же налоговые органы, поскольку по налогам у предприятий основные долги, через ФСФО.
Кредиторы пятой очереди — субъекты договорных отношений — чаще всего банкротство не инициируют. Они хорошо знают, что им ничего не достанется. Их привлекают лишь для того, чтобы довести дело до конкурсного производства, хотя директора организаций-кредиторов не заинтересованы в банкротстве должника. Наоборот, они заинтересованы в его финансовом оздоровлении в надежде, что когда-нибудь он встанет на ноги и выплатит долги.
Но государственные органы делают все, чтобы распродать имущество с молотка. Бывает, что есть предприятие, которое вполне можно реанимировать, даже налоговые органы соглашаются на его реструктуризацию. А ФСФО против, настаивает на конкурсном производстве. Значит, есть какой-то личный интерес в распродаже имущества, есть уже покупатель, которому можно продать, как правило, за бесценок. Бывает, внешний управляющий, а подчас и сам директор завода искусственно увеличивают долги и доводят до полного банкротства с тем, чтобы потом на фиктивных торгах продать имущество заранее намеченному покупателю.
— Между тем внешнее управление вводится нередко, причем его стремятся ввести одновременно во всех звеньях технологической цепи. Прокомментируйте эту ситуацию.
— По закону внешнее управление не может продлеваться до бесконечности. Как правило, срок составляет 18 месяцев. Но опять многое зависит от ФСФО и от ее политики: финансовое оздоровление или банкротство предприятия. Важно также, будет ли арбитражный управляющий действовать добросовестно. Сам я столкнулся с одним добросовестным управляющим, который действительно хочет, чтобы предприятие встало на ноги. После продажи части имущества они уже сегодня погасили долги по зарплате и социальным выплатам, на выпускаемую продукцию есть заказы, выплата основных долгов, по расчетам, может начаться через полгода. Но ФСФО настаивает на банкротстве, хотя все конкурсные кредиторы просят оздоровить предприятие. Секрет прост: у ФСФО есть покупатель на имущество. В других местах по-другому: есть недобросовестный арбитражный управляющий, которого прислали с заданием уничтожить предприятие. И он начинает без оглядки распродавать все, что можно, еще до конкурсного производства. В результате завод встает, реанимировать его уже невозможно, и конкурсное производство открывается тогда, когда на торги выставлять уже нечего.
— Насколько свободен в своих действиях внешний управляющий, действительно ли он может перекроить предприятие вдоль и поперек?
— Внешние управляющие в общем-то, что хотят, то и делают. На практике управляющий может продавать все, что угодно, не советуясь с кредиторами. Он обязан с ними советоваться, но закон сегодня не ставит заслон произволу арбитражных управляющих.
— Вокруг фигуры внешнего управляющего нередко разворачиваются настоящие бои, как было, например, в Красноярском крае. В чем причина?
— Доходное место. Дают тебе предприятие, и делай с ним что хочешь. Здесь простор для коррупции. Арбитражным управляющим стать сегодня очень сложно. Лицензии выдает ФСФО — их сейчас раздробили аж на три категории. Спрашивается, зачем, когда по закону никаких категорий нет.
— Какова роль губернаторов в процессе банкротства?
— У губернатора особая роль. В деле он вроде бы не участвует, но он — хозяин дома. Как скажет, так и должно быть, хотя представители ФСФО ему напрямую не подчиняется. Но именно губернаторы дают служащим ФСФО полномочия представлять интересы области. Кстати, есть постановление правительства, по которому ФСФО представляет интересы глав субъектов федерации. Коль скоро полномочия переданы, губернатор должен контролировать работу представителя ФСФО и в случае чего полномочия у него отобрать. Но идет фальшивая политика: ругают, но не только не вмешиваются, а еще и вознаграждают.
— Вы работали над изменением нынешнего закона о банкротстве. Что вы предлагали?
— В первую очередь мы изменили критерии банкротства. Задолженность должна составлять уже не 500 минимальных зарплат, как сегодня, а 5 тысяч, то есть планка заметно поднята. Потом мы перешли от принципа неплатежеспособности к принципу неоплатности: банкротом признается лишь то юридическое лицо, долги которого превышают балансовую стоимость предприятия. Сейчас ведь обанкротить можно и "Газпром", и РАО ЕЭС, долги которых значительно превышают установленные законом 40 тысяч рублей. Долги гигантов исчисляются миллиардами, но это не значит, что их надо банкротить. А у нас сегодня могут обанкротить кого угодно. Необходим иной критерий: соотнести долги, например, "Газпрома" с его балансовой стоимостью. Если ввести хотя бы этот критерий, процесс банкротства затормозился бы.
Мы ограничили также права арбитражных управляющих. Главное — они не вправе распродавать по частям единый технологический комплекс, понятие которого мы ввели. При конкурсном производстве этот комплекс также должен продаваться единым лотом.
Далее мы подробно прописали порядок определения цены на торгах, а также обязанность покупателя имущества предприятия расплатиться полностью в месячный срок. Сегодня такого условия нет, и покупатели, в том числе иностранные инвесторы, выигрывают торги, пользуются предприятием, а денег не платят.
Слишком большие полномочия мы дали ФСФО. Руководствовались тем, что сейчас начатую процедуру банкротства невозможно остановить, все идет в автоматическом режиме. Мы же стремимся к финансовому оздоровлению и недопущению конкурсного производства. ФСФО, однако, может с такими полномочиями начать банкротить всех подряд.
— Получается, что вы и сами стали критически относиться к своему детищу?
— В отношении полномочий ФСФО — да, появились серьезные сомнения.
— А каковы перспективы работы над законом?
— От президента мы получили отповедь по всем принципиальным вопросам, хотя закон был согласован и с правительством, и с Высшим арбитражным судом. Мотивировка проста: надо банкротить, это экономические рычаги. При этом президентская сторона ничего конкретного не предлагает.
Сейчас мы готовим еще один закон — о финансовом оздоровлении, которое должно предшествовать банкротству и осуществляться добровольно по договоренности с кредиторами. То есть пытаемся четко разграничить финансовое оздоровление и банкротство.