Выставка живопись
В Мраморном дворце, филиале, ответственном в Государственном Русском музее за современное искусство и прочие отклонения от генеральной линии, открылась странная выставка. Музей представляет творчество Александра Тихомирова, одного из самых официозных художников послевоенного периода, автора внушающей трепет плакатной ленинианы и даже самого большого в мире портрета Владимира Ильича размером аж 42 на 22 метра. О том, чем занимался этот мастер парадного портрета в свободное от основной работы время, рассказывает КИРА ДОЛИНИНА.
Родившийся накануне революции бакинский мальчик Александр Тихомиров хорошо рисовал. Это было сразу заметно и никем не оспаривалось. После шести классов школы он пошел работать в бакинскую живописную мастерскую рекламы, параллельно учился в художественном училище у ученика Репина Ильи Рыженко, освоил заветы отцов-основателей отечественного реализма, после училища подрабатывал для Азербайджанского антирелигиозного музея, комиссованный из-за слепоты одного глаза во время войны пробавлялся агитплакатами и портретами героев, вместе со своим учителем сочинил два панно "Разгром гитлеровцев на Кавказе" для Бакинского дома Красной армии и флота.
В Баку было хорошо, довольно сытно, была работа, но настоящее искусство, казалось, все-таки если не в Париже, то хотя бы в Москве. В 1944-м Тихомиров едет в Москву и поступает в Суриковское училище. Там ему выпадает козырная карта — ученичество у Александра Осмеркина. Один из самых изысканных бубновалетовцев одаривает бакинского самородка лоском европейских художественных формул и жесточайшей дисциплиной линий. Это останется у Тихомирова навсегда. Вот только долго проучиться ему было не суждено — через год его погнали из училища за "формализм".
На этом официально с формализмом Тихомиров покончил. К 1949 году ему удалось устроиться в Московский комбинат монументально-декоративного искусства и почти на 30 лет стать певцов больших людей и мастером очень крупных форм: он писал портреты вождей и членов Политбюро для украшения ими зданий и праздников столицы. На этой же службе ему довелось стать автором огромнейшей ленинианы — Сталин быстро умер, и круглолобый лик дедушки Ленина был чрезвычайно востребован пытающейся отмыться от культа личности, а потом забывшей об этих попытках партией.
На выставке в Мраморном Ленина нет. Никакого — ни маленького, ни большого, ни в пол-оборота, ни анфас. Как будто и не было его (их) в жизни героя этой экспозиции. Но он был. И забыть об этом совершенно невозможно. Это не была разовая продажа души дьяволу, это не был срыв загнанного в угол безденежьем или угрозами Мастера, это был осознанный жизненный выбор. То искусство, которое теперь наследниками и поклонниками преподносится как подлинное творчество Тихомирова, с биографической точки зрения есть побочный продукт.
Все эти Пьеро и Коломбины, циркачи и гимнасты, мятущиеся души и изломанные фигуры, шекспировщина и тарковщина есть порождение субкультуры советского полуподпольного салонного модернизма. Кухонных философствований, дачных интеллигентских посиделок, круговорота самиздата, культа редких сохранившихся великанов старого времени вроде Фалька, отрывочных представлений о западном искусстве. Тут столько всего намешано, что век не разберешь: то Пикассо, то Сарьян, то Филонов, то Дюфи, то Босх, то Суриков. А то как пахнет салоннейшим из салонных — чем-то вроде Шемякина... Ничего крамольного (ни в каких бульдозерных выставках автор ленининаны не участвовал), но модернизм, конечно, неприкрытый.
Это очень крепкое искусство. И понятно, что с 1987-го Тихомирова регулярно выставляют, постепенно поднимая капитализацию предприятия его имени. Вот только в Мраморном дворце, бывшем Музее Ленина, вся эта история про двойную жизнь большого художника совсем неуместна. Большой советский стиль обслуживало много больших художников — от Шостаковича до Дейнеки. Кто-то срывался на антисоветчину, кто-то оставался верен официозу. Кто-то шел на уступки ради сохранения своих творений на плаву, кто-то упирался и становился изгоем. Поденщиной в официальных изданиях не брезговали и самые что ни на есть нонконформисты, и многие при этом отлично на этой стезе зарабатывали. Однако поразительное отсутствие даже отблеска таланта, какое мы видим на официальных портретах у как бы очень талантливого художника с нежной, ранимой и такой тонкой душой, которое демонстрирует история Тихомирова,— это все-таки явный нонсенс. Не всем дано пройти путь от роскошного советского барина до проклятого поэта, как Александру Галичу, но профессию и себя в профессии все-таки надо уважать. Единственный способ реабилитировать такого художника, это выставлять все вместе. По отдельности же это бухгалтерское искусство какое-то: искусство точного расчета, длинных списков и допустимых дозировок.