Приехавший на открытие своей первой выставки в Москве ПИТЕР МАКГУГ рассказал АННЕ ТОЛСТОВОЙ, как перемещаться во времени.
— Когда стартовало ваше путешествие во времени?
— Мы начали работать вместе в 1980 году. Дэвид Макдермотт с начала 1970-х жил в Нью-Йорке, в Ист-Виллидже, я оказался там в 1979-м. Ист-Виллидж тогда был заброшенной окраиной с кучей пустующих домов, он выглядел, как Берлин после войны, там жили польские иммигранты, латиноамериканцы... Ну и художники, писатели, музыканты, кинорежиссеры, Джулиан Шнабель из них теперь самый известный. Дэвид, кстати, появляется в эпизодах нескольких фильмов. Мы застали там всех: Кита Харинга, Жан-Мишеля Баскиа, Кенни Шарфа, Дэвида Войнаровича, Джорджа Кондо... Стали открываться первые галереи. Никакого интернета не было в помине — все эти люди, по сути соседи, и составляли сообщество, которое прославило Ист-Виллидж. Мы нашли пустующий таунхаус на авеню C, и поскольку это был дом XIX века, мы и зажили в XIX веке: антиквариат находили прямо в кучах мусора — у нас не было денег, чтобы покупать дорогие вещи.
— То есть импульсом для вашего проекта послужил этот старый дом, а не реакция отторжения на нью-вейверскую сцену Ист-Виллиджа?
— Дэвид был частью этой сцены, он дружил со многими музыкантами, с Дебби Харви, Дэвидом Бирном, ходил в их клубы, но он ненавидел всю эту музыку. Когда начал расцветать даунтаун, туда зачастил Энди Уорхол — он всегда был там, где рождается что-то новое. Энди Уорхол и его друзья, Дэвид Боуи — все они бывали в нашем клубе. Интересно, что вы называете это "проектом". Действительно, это был проект, эксперимент со временем, растянувшийся на 12 лет — на все восьмидесятые. Наш дом на авеню C нам уже не принадлежит — мы все потеряли в кризисе 1990 года. Этот дом продан — там теперь повсюду бары.
— А когда вы занялись этой анахронистической фотографией?
— Мы работали вместе с 1980-го, писали картины. Но где-то в 1986-м или 1987-м куратор Диего Кортес — он был агентом Баскиа и Харинга, сделал знаменитую выставку "новой волны" в PS1 и работал с нами, когда мы занимались живописью,— сказал нам: "Почему бы вам не попробовать фотографию, мне кажется, это то, что вам нужно". Мы сказали: "O'кей". И поскольку мы жили в XIX веке, мы купили на барахолке большую камеру 1910 года и начали фотографировать свою жизнь. Это было очень просто — наша жизнь была так красива: наш дом, старые обои, скатерти, посуда, пианино — мы всего лишь наставили камеру на самих себя. Первая выставка наших фотографий состоялась в галерее Роберта Миллера в 1988-м — это была всего лишь документация нашего образа жизни. Никто из нас прежде не изучал фотографию, но оказалось, что цианотипии делать так легко: все, что вам нужно, это вода, аммоний и солнце — чтобы печатать негативы.
— Фотографы XIX века обычно бывали настоящими специалистами в химии и физике, а вы?
— Мы ничего в этом не понимали. Но у нас был друг, он прочел одну книгу по старым фототехникам и пересказал нам. Мы вообще ни имели никакого отношения к профессиональной фотографии — ничего не знали о том, как выставлять свет или печатать с негативов. Камера была нужна нам лишь для того, чтобы запечатлеть нашу жизнь. Жизнь, прожитую в соответствии с теорией времени Дэвида Макдермотта. Дэвид полагает, что все времена сосуществуют параллельно, и его страстным желанием с самой ранней юности было двигаться назад, в прошлое, а не вперед, потому что все, что происходит сейчас, это какая-то катастрофа. Когда я вижу в новостях чудовищные кадры разрушений в Японии, вызванных цунами, я поражаюсь, насколько наш мир засорен. В XIX веке тоже были цунами, но все разрушенное возвращалось обратно в землю. Мы же засыпали Землю пластиковым мусором.
— Что в XIX веке особенно вас вдохновляло: Оскар Уайльд, "эстетическое движение"?
— Оскар Уайльд, конечно, был великим примером. Но его искусство в основе своей крайне разрушительно. Да, мы прочли кучу книг об Оскаре Уайльде и "эстетах", мы любим эту эпоху красоты — в мебели, одежде, живописи. Когда я впервые встретил Дэвида, он был одет в одежду 1929-го и выступал с таким старомодным конферансом в одном нью-вейверском рок-клубе — это было очень смешно. У него был круг друзей, помешанных на 1920-х и 1930-х, на музыке и дизайне ар-деко, я поселился в комнате, из которой он две недели как съехал, вся она была оклеена обоями 1930-х... Первая картина, которую мы написали вместе, предназначалась в подарок его маме и была выдержана в стиле абстрактной живописи 1950-х, потому что мама Дэвида, подобно многим пожилым леди тех лет, жила в этой эпохе.
— Ваши выставки всегда проходят в галереях или музеях современного искусства. Вам никогда не хотелось бы выставиться в музее старых мастеров, в Лувре или Прадо?
— Мы всегда рады новым предложениям, если бы кто-то предложил нам выставиться в старинном палаццо, было бы отлично. Мы попали в шорт-лист художников, выбранных для павильона Ирландии на будущей Венецианской биеннале. У нас была отличная идея: мы предлагали целиком перевезти дом Дэвида в Дублине в ирландский павильон в Венеции — Дэвид бы просто жил там и беседовал с посетителями о времени. Дом художника — это в своем роде машина времени. Вы не представляете себе, как прекрасна студия Фрэнсиса Бэкона в Дублине: ее полностью переместили в другое здание, но восстановили с археологической достоверностью. Однако в итоге ирландцы предпочли трех молодых художников, ужасно скучных. Но, может быть, мы победим в следующий раз.