Нью-йоркский педераст блудит, грешит, заражается СПИДом, работает журналистом ("Я ремесленник, а не художник") и в конце концов приходит к буддизму. Что, интересно? Согласно аннотации на обложке, книга Марка Матусека "Секс. Смерть. Просветление" является мировым бестселлером, номинировалась на какие-то заокеанские премии по разряду "Книги для лучшей жизни" и, вообще, человека неподготовленного способна глубочайшим образом перепахать.
На деле, мне кажется, new age уже вышел из моды, и принимать заумные толкования, скажем, снов автора за мощные иносказательные разъяснения смысла мироздания мало кто способен. Все же книга Матусека — по-своему любопытное чтение: жанровый подзаголовок ее "True story" — а как раз непридуманные истории на русском-то почти никто сочинять не умеет. Пару лет назад один московский издатель затеял было амбициозный проект, попытавшись заставить сравнительно молодых еще, действующих персонажей культурной и околокультурной сцены изложить свой жизненный опыт. Несколько книг были написаны, одна (Марии Арбатовой) даже имела успех. Но в итоге не хватило жанровой традиции — non-fiction о своей жизни по-русски так и не привился. "Голубой" же буддист рассказывает настолько гладко, что полкниги заглатываешь одним махом, и лишь к середине тома сомнения ("А надо ли мне все это знать?") окончательно удушают инерцию чтения. Автор рассказывает о том, что он делал и чувствовал, честно и просто, однако два соображения сильно обесценивают его благой порыв: во-первых, говорящий не знает, знающий не говорит,— утверждает восточная мудрость; во-вторых, пытаться получить мистический опыт просветления из чтения книг — это примерно то же, что рассчитывать зачать ребенка путем чтения литературы о воспитании детей. Увы, так не бывает, будь ты хоть голубой, хоть зеленый. Вот к чему в финале приходит эзотерический гей: "Мы были поставлены перед ложным выбором между нашим разумом и Тайной. Каким же облегчением было наконец понять, что это одно и то же". С облегчением вас, многоуважаемая нью-йоркская аватара пелевинского Петра Пустоты.
Прямиком из лотоса хорошо окунуться в огненную купель русского бреда. В качестве ее выступает роман настоящего ВПЗРа — великого писателя земли русской — Юрия Бондарева. Новое сочинение его называется "Бермудский треугольник" и посвящено, разумеется, "сложной судьбе России на исходе ХХ века". Чему ж еще? Сложности эти, по Бондареву, лучше всего разъясняются при помощи метафор урологического характера.
"-- Наш православный народ терпелив, как ни один народ в мире. Я преклоняюсь перед его долготерпением, Егор.
— Ядреный прыщ на заднице — вот что такое твое терпение. Кому загадочное славянское многотерпение нужно? Во-первых, тому, у кого слаб мочевой пузырь. В-третьих и четвертых, блудным сынам испроституированной интеллигенции. И — бравым ребятишкам из пятой колонны: яковлевым, гайдарчикам, чубайсикам и прочим умникам, мальчикам, которые ни ухом ни рылом не разбираются в жизни России, ширинку на штанах застегнуть как следует не могут!... Смирение, Васенька, терпение! И еще покаяние, о котором ноет ленинградский... как его, Лухачев... Лихачев... в общем, ученый, который пускает в русскую культуру отравленные ветры, а утверждает, что это 'Шанель' номер пять!"
Это, подчеркиваю, не Сорокин. Но патриотический пыл то и дело обрушивает текст в область телесного низа: кажется, весь роман Бондарева состоит из фрейдистских проговорок. Вот герой — не народный художник, рассуждавший об отравленных ветрах, а его внук, национально-ориентированный журналист, наблюдает проститутку на Тверской. "Сколько ей лет? Милая девочка...— подумал Андрей, видя, как ее накрашенные губы неумело охватили колечком сигарету.— Были бы деньги, пригласил бы ее к себе, только поговорить, узнать... Но что узнать и зачем? Все, пожалуй, ясно..."
В старом анекдоте дедулька, встретивший Ленина в бане, вспоминал: "Все, как у всех, но гораздо человечней..." Так примерно обстоит дело и у патриотов при встрече с продажной любовью: все как у всех, но плюс к тому обязательно поговорить. Странно только, что в двадцатилетней давности вещи Бондарева, вроде "Берега" и "Выбора", где точно так же заметны были следы велеречивого маниакала, публика как-то ухитрялась вчитываться почти всерьез.
Комический эффект взамен желаемого автором трагического — конфуз. А вот познавательный взамен развлекательного? Судите сами: новая книга Данила Корецкого "Татуированная кожа" открывается таким эпизодом. Хулиганы бьют прохожего на Фрунзенской набережной в г. Москве. Неожиданно в драку вмешивается случайный свидетель, красавец блондин нордического типа. И одерживает легкую победу, однако ему разрывают рубашку, и изумленным взорам зевак открывается: герой зататуирован сплошь так, как должны были бы, по идее, быть зататуированы его оппоненты. Причем рисунки соответствуют уголовным канонам: церкви с многими куполами по числу отсиженных лет, эполеты на плечах, подключичные звезды. Даже сакраментальная аббревиатура "ИРА" ("Иду резать актив") украшает благородного заступника угнетенного обывателя.
Героя забирают в милицию, однако вскоре с почестями отпускают: он, натурально, работник спецслужб. Это затравка книги — но далее речь идет не о современных приключениях татуированного, а о том, как он дошел до жизни такой. Тут-то любопытному читателю и открываются неожиданные горизонты познания. Наш блондин — спецназовец, выпускник школы КГБ, карьеру которого портит пятый пункт: по национальности он немец.
Корецкий пишет бойко и убедительно и материалом владеет: ну действительно, как именно из обычного солдата с годами делают управляемую машину для убийств? Едва ли, конечно, в книге открыты главные секреты, но картину в целом представить можно: жестокие тренировки, суровый быт казарм, затем спецоперация в Африке и — здравствуй, душегуб. Данил Корецкий — автор плодовитый, как и положено быть paperback writer, но не все его книги удачны: самые интересные те, где есть черты физиологического очерка. К примеру, роман о бригаде палачей "Привести в исполнение" — или вот "Татуированная кожа". На мой вкус, повествования его несколько портят грубоватые эротические эпизоды и чрезмерное внимание, уделяемое автором оральному сексу. Но тут писатель, безусловно, имеет право на милые капризы: Бондарев фиксируется на расстегнутых ширинках, Корецкий не устает описывать, как герой "поцеловал густо заросшие складки кожи между полноватыми бедрами, потом лизнул нежную розовую плоть между ними..." В преисподней русской литературы маразматический брюзга и восторженный жеребец будут соседями.
Марк Матусек. Секс. Смерть. Просветление. Русина, М., 2000.
Юрий Бондарев. Бермудский треугольник. Молодая гвардия, М., 2000.
Данил Корецкий. Татуированная кожа. ЭКСМО, М., 2000.