Наверное, кроме российских железных дорог, которые со времен Александра III Освободителя строились по недоступным человеческому разумению правилам, нет в России отрасли более загадочной, чем производство бумаги. Картина взлетов и падений российской бумажной промышленности по непонятной никому причине не подчиняется тенденциям национальной экономики. Она живет отдельной жизнью, у нее свои герои, свои законы, свои проблемы, наконец, своя территория.
Начнем с того, что российская целлюлозно-бумажная отрасль в ее нынешнем состоянии имеет точную дату рождения — 24 марта 1961 года. Именно в этот день Никита Сергеевич Хрущев, который вдруг озаботился вопросом, как именно в стране делают бумагу, собрал расширенное совещание руководителей ЦБК страны. Говорят, на собрании генсек был вопреки обыкновению тих, а в конце заседания проинформировал собравшихся, что отныне СССР будет крупнейшим производителей бумаги. В стране стояли очереди за хлебом, вовсю сеяли кукурузу, но правительство приняло решение закупить у европейских компаний оборудование для новых ЦБК на сотни миллионов долларов. Так, собственно, и появилась в стране мощная бумажная и полиграфическая отрасль — после этой акции крупномасштабных вложений в ЦБК никто не делал.
История бумажной отрасли читается, как фантастический роман. На лесоповалах Вологды, Красноярска, в архангельских лесах десятки тысяч заключенных валили лес, чтобы "Правда" могла по утрам миллионными тиражами сообщать об очередном шаге к построению общества всеобщей справедливости. В дремучих лесах Коми АССР внезапно объявлялись крестьяне из-под Пловдива, работающие в болгарской концессии по заготовке леса для советских ЦБК. В Светогорске (именовавшемся Иматра до освобождения этой территории в 1940 году советскими войсками) строили крупнейший бумажный комбинат, до руководства которого приходилось дозваниваться по международной связи — завод наполовину находился в Финляндии. На Байкале, экологической гордости Союза, куда возили порыбачить в прозрачной воде американских миллионеров, внезапно заработал Байкальский ЦБК, варивший сульфатную целлюлозу, причем по наиболее неэффективной и устаревшей технологии. Стоки комбината надежно травили кольчатых нерп, которых по этому случаю занесли в Красную книгу.
Постсоветское время, впрочем, стало для российских ЦБК очередным периодом испытаний. Сейчас уже неважно, каким способом сначала Tetra Laval, а затем International Paper приобрели ОАО "Светогорск", в который еще советская власть вложила около $900 млн, за сумму вчетверо меньшую, фактически лишь пообещав инвестиции (заметим, впрочем, что эти обещания были честно выполнены). Непонятно, что помешало финской компании Assi Domain спокойно получать прибыль в России, вместо того чтобы, генерируя скандалы вокруг Сегежского ЦБК, постепенно стать пугалом для Севера России. Сложно сказать, как у простых российских кооператоров Захара Смушкина и Бориса Зингаревича, сооснователей крупнейшей в России лесопромышленной группы Ilim Paper, получилось включить в свой концерн такое количество ЦБК — и почему им не удалось купить Усть-Илимский ЛПК, от имени которого, собственно, и пошло название группы. И уж совершенно не имеет значения, правду ли гласит тот дивный слух, что концерн Herlitz приобрел Балахнинский ЦБК (ОАО "Волга") за смешную сумму в $7 млн лишь благодаря бурному увлечению Бориса Бревнова (если кто не помнит — предшественник Анатолия Чубайса на посту председателя правления РАО "ЕЭС России") важной американской инвестиционной дамой Гретчен Уилсон (Gretchen Wilson). Равно как неважно, почему "Волга" большую часть своей продукции — газетную бумагу — продает в Европе по $300-340 за тонну (при том что российским газетам она достается по $360-400). Пусть коллеги из Le Monde и Stern работают спокойно.
Сейчас интересно лишь одно. Именно сейчас у российской целлюлозно-бумажной промышленности есть прекрасный шанс заработать так, как это делают уже два века коллеги-бумажники в Западное Европе. Несмотря на то что формально вся российская лесоперерабатывающая отрасль заработала на бумаге, картоне и целлюлозе в 1999 году всего $200 млн, можно не сомневаться, что деньги в отрасли есть, и они сопоставимы с доходами лесоэкспортеров, которые ежегодно получают прибыль не менее $1 млрд. Рентабельность отрасли составляет в среднем 30-40%. Вряд ли стоит, как в начале 60-х, мечтать о новых госинвестициях в реформу лесоперерабатывающего комплекса. Не стоит и вытягивать миллионы из итальянских капиталистов, которые, видимо, пока не осознали, что они найдут в заповедных лесах Коми.
Все и без того прекрасно. Может, на этот раз удастся что-нибудь сделать и без набивших оскомину чудес?
МЫСЛЬ: Рентабельности в 35-40%, достигнутой российскими ЦБК, могут позавидовать торговцы марихуаной