— Мама, а какой у нас номер телефона? — спросила меня дочь, выбежав в раздевалку детского сада, когда я пришла за ней и ее братом обычным вечером.
— Домашнего? — зачем-то уточнила я.
— Домашнего? — крикнула Варя куда-то вглубь комнаты и, получив оттуда какой-то ответ, кивнула мне и протянула лист с нарисованной принцессой. Я написала на нем номер. Дочь отдала листок тому, для кого он предназначался.
Я поймала себя на том, что внимательно рассматривала мальчика, который просил телефон моей дочери. На нем были брюки. Не колготки. Мне почему-то стало спокойнее.
С тех пор Варя не расстается с телефоном по вечерам, а в выходные отказывается выходить из дома без веских поводов. Она ждет звонков. А потом разговаривает, пока мы с Федей привыкаем к отсутствию присутствующей Вари.
Без Вари скучно. Поэтому Федя каждые пять минут убегает в детскую, и я слышу:
— Варь, хватит болтать. Иди к нам.
Но она не приходит.
Федя не просто скучает. Он испытывает еще некоторые чувства. Потому что через несколько дней он попросил меня написать и для него домашний номер. Он дал мне сразу четыре листка. С нарисованными, конечно, драконами.
И хотя цифры на листах были написаны, а сами листы кому-то отданы, звонков не было. Федя ждал. Но ему не звонили. Он спрашивал. А я объясняла сыну, что это вовсе не потому, что кто-то не хочет с ним разговаривать. Просто телефон занят: ведь Варя болтает. Это объяснение его не слишком устраивало. На несколько дней выходом для Феди стало разговаривать с кем-нибудь по мобильному. С дедушкой. Бабушкой. Дядей. Крестным. Крестной. Тем временем Варя продолжала болтать по домашнему телефону. Феде становилось все обиднее.
Возвратившись однажды вечером из детского сада, Федя сумел первым подбежать к телефону. Он не стал разговаривать, а просто спрятал трубку, как мог, далеко. Но через пару минут телефон предательски зазвонил. И Варя снова пропала почти на весь вечер.
В минувшие выходные Федор проснулся первым. Придя ко мне в спальню с компьютером, потребовал посмотреть расписание кино, репертуар театров, сеансы массового катания в Ледовом дворце. Все, что угодно. Я так поняла, ради того, чтобы разлучить телефон и Варю.
Варя, которая, напротив, всегда предлагает сотни планов на выходные, за этим субботним завтраком молчала. Федя убедительно доказывал, что, несмотря на плюсовую температуру, ледовые фигурки на Патриарших прудах еще продолжают таять и не совсем растаяли.
— Ну, пожалуйста, пойдем, посмотрим, в кого превратились пингвины! Слоны! Как ты думаешь, растаяли ли стены у ледового лабиринта?
Заинтересованность Вари во всем, кроме телефона, давно растаяла.
— Варь, ну, а памятники? Помнишь, там Моська и Слон? Ты же любишь эту басню. Поехали гладить Моську, пожалуйста!
— Федь, ты разве не слышишь, у меня телефон звонит? — и Варя опять убежала.
Федя, кажется, уже понял, что тут все бессмысленно.
— Мне звонят поклонники,— пояснила Варя парикмахеру, приехавшему ее подстригать.— Так что ты начеши мне самые красивые кудри.
Как-то еще осенью Варя была в редакции. В наш кабинет зашла коллега, подарила Варе огромную коробку печенья и фарфоровую почему-то козу:
— Варь, это — тебе. От твоих поклонников.
— А кто такие поклонники, мам? — прошептала Варя мне на ухо, поскольку выдать свое незнание постеснялась.
Я попыталась объяснить, но Варя предпочитает находить интересующие ее определения в словарях. Главным образом потому, что страницы оставляют золотую пыль на пальцах. Ей нравится. Мы прочли: "Восторженный почитатель, влюбленный, ухаживатель".
— Теперь мне все понятно, мам. Я — твой поклонник. Потому что люблю тебя. А ты — мой. Потому что за мной ухаживаешь.
Не слишком точно, но справедливо.
Вчера мы вместе с Варей готовили ужин. Потому что ей вдруг никто не позвонил.
— Он, наверное, на занятиях,— Варя объясняла это нам, хотя мы ее даже не спрашивали.
За ужином она почти ничего не ела. Рядом с тарелкой стояла трубка домашнего телефона. Но звонил только мой мобильный, принимая одну за другой эсэмэски. В какой-то момент дочь почти раздраженно спросила:
— Ну, кто тебе присылает эти эсэмэски? Поклонники?
— Иногда — да.
Она почему-то пристально взглянула на меня. И вдруг:
— Ты не переживай. Когда я вырасту, у меня будет много поклонников. Я отдам тебе половину. Можешь рассчитывать.
И хотя с расчетами у меня не очень, уверенность появилась. По крайней мере в том, что касается поклонников.
— Мам, только ты научи меня отправлять эсэмэски.
Я догадывалась, что в обещаниях дочери должен был оказаться корыстный подтекст.