Вчера в Варшаве открылся международный конкурс пианистов им. Фредерика Шопена (Frederic Chopin). Это одно из старейших и наиболее авторитетных в мире соревнований по фортепианной виртуозности. Впервые конкурс провели в 1927 году — тогда его лауреатом стал Дмитрий Шостакович. С тех пор десятки молодых "шопенистов" съезжаются в Варшаву каждые пять лет.
Устроители конкурса, известного строгостью отбора и трудностью программы, говорят, что в этом году вынуждены еще более ужесточить регламент. Из тонн видеокассет, присланных на предварительный отбор, было отобрано лишь 98 пленок. Для сравнения: еще в 1995 году к первому туру допустили 140 участников. На предстоящую жесткую борьбу настраивает и местное жюри: на двух последних конкурсах оно вообще не присуждало высших премий. И в этом году присудит их, только если услышит новых Марту Аргерих (Martha Argerich) или Иво Погорелича (Ivo Pogorelic), оба начинали с триумфа на шопеновском турнире. В составе жюри 23 человека, в том числе Эдвард Ауэр (Edward Auer) и Пауль Бадура-Шкода (Paul Badura-Skoda).
Музыка Шопена — вещь соблазнительная: она искушает любого, кто играет на фортепиано. Игра Шопена, которую никто не слышал уже 150 лет, до сих пор служит эталоном исполнительства: тонкость тембровых нюансов и безупречная техника, игра как философское размышление или всплеск страсти и отточенная красота приема. А его произведения каждый пианист подсознательно считает лестницей Иакова, ведущей к искусству их творца. Как на грех, Шопен писал пианистически удобно. Потому на его арпеджио и ostinato развивают беглость и мануальную мускулатуру. Шопеновская фактура обучает вниманию к качеству звука. Идеальной лепки мелодия — пресловутому фортепианному пению. Романтические контрасты крупных форм — ясности драматургических намерений. Мало какой выпускник консерватории или академии не переиграл за годы обучения всего Шопена. Шопеновская музыка выступает общим языком мирового фортепианного сообщества. И совсем нетрудно примириться с мыслью, что лишь избранные его члены этим наречием владеют.
Большинство тех, кто выносит свое исполнение Шопена на суд публики, играет его хорошо. Самоутверждаются в масштабных концертах и сонатах, неистовствуют в балладах и скерцо, блистают в этюдах и полонезах. Легко хвалить за резвость пассажей и жемчужную игру, нежное певучее туше или оркестровую полновесность аккордов — все это доставляет удовольствие от того, что хорошо сделано, эмоционально и очень красиво. Но вдруг выясняется, что шопеновское письмо предполагает действие более сильное. И тогда от его трагического ясновидения трудно не потерять дар речи. Что и происходит, когда слушаешь великих шопеновских пианистов. Например, Григория Соколова — целый вечер играет мазурку, все очень просто, но сказать нечего.
Даже если предположить, что музыкант подобного толка мог бы объявиться на варшавском конкурсе, все равно непонятно, как его будут судить. И, шире, по каким критериям следует судить соревнования по Шопену — тоже загадка.
ЕЛЕНА Ъ-СЕМЕНОВА