Ровно сорок лет назад, в конце сентября 1959 года, гордость советских конструкторов, огромный Ту-114 мощно пробежался по взлетной полосе внуковского аэродрома и взял курс на Вашингтон. Никита Хрущев полетел открывать Америку. Все тринадцать дней, что продолжалось это путешествие, рядом с Хрущевым находился его помощник и переводчик Олег Трояновский. О тех днях с ним беседует корреспондент "Власти" Валерий Дранников.
— Что вы сейчас думаете о том визите?
— Возможно, вам это покажется странным, но даже сейчас, сорок лет спустя, я могу с полной уверенностью утверждать, что тот визит был историческим.
Во-первых, потому, что ни русские цари, ни советские генсеки и премьеры никогда не ступали на американскую землю. Если я не ошибаюсь, лишь последний император побывал в США, но в молодые годы, будучи наследником.
Во-вторых, прошло всего шесть лет со смерти Сталина. И хотя уже состоялся ХХ съезд и в стране запахло оттепелью, ее температуры явно не хватало на то, чтобы растопить самое опасное наследие сталинизма — холодную войну.
Хрущев искренне хотел с ней покончить. Он прекрасно понимал, что у разоренной войной страны просто не хватит силенок одновременно строить коммунизм, который, как известно, был не за горами, и тягаться с проклятым империализмом. Отсюда и идея сосуществования двух систем и призыв ко всеобщему и полному разоружению. Отсюда постоянные сигналы Западу: мол, мы готовы к сотрудничеству, даже готовы дружить. А в конце пятидесятых всему миру уже стало ясно, что Запад — это прежде всего США.
За полгода до заокеанского вояжа Хрущева в Штатах с пробным визитом побывал Анастас Микоян. И хотя кое-где американцы забрасывали его тухлыми яйцами, в целом поездка прошла успешно. Пострадал лишь я — один мой костюм был испорчен напрочь.
Американцы тоже были крайне заинтересованы в налаживании отношений с Советским Союзом. Что бы там ни говорили, а советский спутник уже пропипикал им сигнал тревоги и на лунной поверхности уже лежала посылка из Союза — титановый вымпел.
Кстати, из-за этого лунного сувенира у нас, помощников Хрущева, возник с Никитой Сергеевичем небольшой конфликт. Сидели мы в Завидово, всего четыре человека, готовили визит, писали речи, как однажды приезжает Сам и говорит, что хочет вручить президенту Эйзенхауэру копию лунного вымпела. Прямо на аэродроме. При встрече.
"Не надо,— стали уговаривать мы его,— подарок-то с намеком. Да и по протоколу не положено".
Уперся, и ни в какую. "Пусть знает,— говорит,— кого принимает. Захотим, и в Америку зашвырнем чего-нибудь похлеще".
В общем, с трудом отговорили. Но руки-то у Никиты Сергеевича чесались. И в первый же день, на официальном приеме в Белом доме, лучась от удовольствия, он все-таки вручил генералу шарик. А когда увидел, что Эйзенхауэр погрустнел, просто расцвел от удовольствия.
Так вот, спутники летали, вымпел на Луне лежал, а по Красной площади громыхали боевые межконтинентальные ракеты. Это теперь известно, что громыхали безобидные макеты. Американцы-то об этом не догадывались. Что-что, а блефовать Никита Сергеевич умел.
А незадолго до визита Хрущев в Кремле принимал известного сенатора, дважды кандидата в президенты США господина Хэмфри. Ну, как водится, говорили об улучшении взаимопонимания, о Западном Берлине, который советский лидер вдруг захотел увидеть отдельным, на манер ганзейских, свободным городом, а американцы — только в составе ФРГ. И вдруг Никита Сергеевич спрашивает сенатора:
— Кстати, господин Хэмфри, в каком штате вы живете?
Тот даже опешил от неожиданности.
— В Массачусетсе.
Хрущев подошел к огромной карте, долго искал на ней штат Массачусетс и, найдя, обвел его жирным красным карандашом.
— Вы, конечно, знаете, господин сенатор, что наши ракеты могут долететь куда угодно. Но вы мне нравитесь, и я вам гарантирую, что жители вашего штата могут спать спокойно.
Хэмфри вежливо поблагодарил и улыбаясь спросил в свою очередь:
— А вы, господин премьер, постоянно живете в Москве?
— Конечно. Москва — столица Советского Союза и очень красивый город.
— К сожалению, я вам гарантировать ничего не могу.
Вот так и жили.
— Олег Александрович, если не ошибаюсь, это был самый продолжительный визит советского руководителя в зарубежную страну. Неужели Хрущев совершенно не боялся надолго оставлять родину без присмотра? И почему он всю семью с собой вывез?
— Да ну, о чем вы говорите. Хрущев — на пике популярности. Два года, как полностью разгромлена антипартийная группа; на пенсии, изолированный от всех, его самый жесткий критик — Молотов; народ и партия едины и еще теснее сомкнулись.
Наоборот, вместе с ним в Америку отправилась самая представительная за всю историю страны делегация: министры, ученые, писатели, журналисты. Специально для перелета был подготовлен огромный турбовинтовой лайнер Ту-114, в котором все и поместились. Хрущева этот факт порадовал неимоверно — вот, мол, на какой махине летим в Америку.
Радость возросла, когда в аэропорту Вашингтона американцы из подручных средств стали наращивать трап — таких высоких у них не было. А уж когда перелетали из Нью-Йорка в Лос-Анджелес и вся делегация с трудом разместилась на трех "Боингах", Никита Сергеевич был просто счастлив. Знай наших!
Что касается семьи, то это был блестящий дипломатический ход. Хрущев взял с собой всех: Нину Петровну, сына Сергея, дочерей Раду и Юлю, зятя Алексея Аджубея и даже дочь от первого брака, которая жила на Украине. И американцы увидели, что советский лидер — не страшный монстр, который обещал их похоронить, а обычный человек, любящий муж и заботливый отец, который хочет, чтобы его дети жили в мире и благополучии. Надо знать Америку тех лет, с их культом семьи. Явление Хрущева с домочадцами подействовало безотказно. И, знаете, не будь Нины Петровны, может, не появилась бы Раиса Горбачева.
А вопрос ваш напомнил мне забавную сценку. За пару лет до поездки в Штаты Хрущев посетил Англию. И на обеде у королевы ее супруг, герцог Эдинбургский, вдруг спросил у советского гостя:
— Господин Хрущев, вот вы на пять дней оставили свою страну. Я слышал, что в России есть такая могучая организация — пленум ЦК. Вы не боитесь, что этот пленум может воспользоваться вашим отсутствием и отстранить вас от власти?
Так Хрущев чуть не поперхнулся.
— Хрущев, конечно, летел в Штаты как лидер огромной социалистической державы. Летел в самое капиталистическое логово. Поэтому классовое сознание и все прочее не могли не сказаться. Но чисто по-человечески ему понравилась Америка? Ошарашила, поразила?
— Не знаю. До сих пор не знаю. Несмотря на свою эмоциональность, Хрущев был очень скрытным человеком и к тому же блестящим актером. Может быть, с родными он и делился своими впечатлениями, но с нами — ни слова.
Вот едем по Манхэттену, вокруг свисают из-под облаков громады небоскребов. Для человека, который впервые все это видит воочию, впечатление оглушительное. А на лице Хрущева полное равнодушие. Как будто Москва сплошь из небоскребов.
По-моему, ни автострады, ни одноэтажная Америка, ни уровень жизни особого впечатления на Никиту Сергеевича не произвели. Вот когда в шикарной гостинице "Уилдорф-Астория" внезапно и надолго застрял лифт, на котором мы поднимались на прием, вот тогда Хрущев дал волю радостным эмоциям. Или в Питсбурге, на заводе кузнечно-прессового оборудования. Это была встреча с рабочим классом, и тут Хрущев чувствовал себя в родной стихии. Он прилетел в Америку как лидер страны победившего пролетариата и даже на официальный прием в Белый дом явился в костюме. Примерил смокинг, посмотрел на себя в зеркало, скривился и довольно зло сказал: "Нечего пролетариям напяливать буржуазные одежды".
Конечно, вся делегация пошла на прием в костюмах. Хотя, честно говоря, смокинг мне в ту пору шел.
Так вот, на заводе в Питсбурге Хрущев был весел, ласков и широк. И когда один из рабочих подарил ему сигару, премьер на секунду задумался, а потом сорвал с руки часы и вручил американцу. Вы бы слышали эти аплодисменты!
— Часы швейцарские?
— В те годы советские лидеры "Картье" не носили. Часы, как сейчас помню, были марки "Звезда". Хорошие, кстати, часы, мы их во многие страны экспортировали.
Но больше всего порадовало его на заводе жутко устаревшее оборудование. Он остановился у какого-то станка, долго его рассматривал и, расхохотавшись, сказал: "Я такой станок видел лет сорок назад. Удивляюсь вам, американцам! Как вы на таком оборудовании собираетесь соревноваться с социалистическими странами? Мы сегодня выпускаем раза в три станков больше, чем Америка. Покупайте, поможем!"
Может быть, тогда в голове Никиты Сергеевича и зародился лозунг, от которого потом трепетала вся страна: "Догнать и перегнать Америку". Вот увидел он дряхлый станок и поверил, что наша промышленность уж во всяком случае не уступает американской.
Откуда ему, да и нам, было знать, что все хозяева современных заводов Питсбурга наотрез отказались принимать советского премьера и организаторы визита с трудом уговорили владельца старенького завода.
— Этот замечательный лозунг породил не менее замечательный анекдот. Не помню дословно, но смысл таков: перегнать-то мы Америку перегоним, только как же мы с голым задом впереди Америки бежать будем? Неудобно.
— Извините, но с голыми задами связана одна из самых интересных встреч в Америке — посещение Голливуда.
Прием, который устроил нам хозяин студии "ХХ век Фокс", радио Лос-Анджелеса назвало самым большим собранием звезд в истории Америки. Керк Дуглас, Фрэнк Синатра, Ким Новак, Гарри Купер, Лиз Тейлор, Морис Шевалье. Даже Мерилин Монро прибежала за час до встречи.
А после банкета, на котором Никита Сергеевич продвигал на американский рынок советское кино, всех повели в павильон, где как раз шли съемки мюзикла "Канкан". И нам показали канкан.
Да что я вам рассказываю! Давайте прочту абзац из книги, которую я с товарищами написал по возвращении. Она называлась "Лицом к лицу с Америкой". Вот: "Девушки кривлялись, падали на пол, дрыгали ногами. И всем, кто видел этот танец, было ясно, что актрисам стыдно и перед собой, и перед теми, кто видит их. Они танцевали, не понимая, кому и зачем пришло в голову заставить их делать это перед Никитой Сергеевичем Хрущевым".
Господи, как писали! Но все, что я вам рассказываю, в книгу не вошло.
— Так Хрущеву понравился канкан?
— Он сказал так: "У нас в Советском Союзе мы привыкли любоваться лицами актеров, а не их задами".
— Олег Александрович, а как Америка приняла Хрущева? Настороженно, доброжелательно, с воодушевлением?
— Всю поездку можно разделить на две части: до Лос-Анджелеса и после. Первая половина — абсолютная враждебность прессы. Еще свежо в памяти было подавление восстания в Венгрии, еще недавно Никита Сергеевич обещал похоронить капитализм. Поэтому на всех встречах и пресс-конференциях — шквал агрессивных вопросов. Хрущев нервничал, говорил, что его не так поняли, что речь идет не о ракетах и атомных бомбах, а о диалектике.
В Лос-Анджелесе на приеме у мэра его совсем достали. Он взбрыкнулся и на весь зал закричал Андрею Туполеву, сыну известного авиаконструктора, который руководил полетом Ту-114: "Андрей, мы можем сейчас же, сию минуту, отсюда к чертовой матери?!"
И Америка притихла. Перед отъездом в Кемп-Дэвиде, загородной резиденции, Эйзенхауэр, получив на прощание официальное приглашение посетить Москву, даже размечтался: "У меня как раз на будущий год заканчивается срок президентских полномочий. Выйду на пенсию и куплю ваш автомобиль 'Москвич'. Я его видел в хронике, и он мне понравился".
Остался президент без "Москвича". В майские праздники 1960 года под Свердловском советские ракетчики сбили самолет-шпион У-2. С господином Пауэрсом на борту. И ответный визит не состоялся.
— Кстати, Олег Александрович, а когда Хрущев летал в Америку, он знал, что над Советским Союзом летают шпионы?
— Знать-то знал, да достать не могли. Громыко, военные требовали от него ноты протеста, а он говорил: "Чего свою слабость показывать? Вот собьем, тогда запротестуем".
Сбили, и все нелегкие итоги визита пошли насмарку.
Олег Александрович Трояновский сказал "пошли насмарку". Позволю себе с ним не согласиться. Дуайт Эйзенхауэр не купил "Москвича", и он достался советскому человеку. Десять авторов книги "Лицом к лицу с Америкой" получили Ленинскую премию. Наконец, советские зрители увидели замечательный мультфильм "Королева полей". Про кукурузу. Которая у нас после визита двинулась на север.