Вчера в Московском нефтяном клубе был объявлен список финалистов литературной премии "Smirnoff Букер-2000".
Под суровыми взглядами плечистых охранников и удивленными — каких-то долгоногих старлеток, про которых никто так и не понял, подруги ли они нефтяников, или, может быть, начинающие писательницы,— московские литобозреватели поеживались в циклопических, бежевой телячьей кожи креслах. Литература по-смирноффски — это вам не какой-нибудь андерграунд. Русская словесность если когда-то и вышла из шинели Гоголя, то теперь имеет возможность примерить настоящее кашемировое пальто.
Короткий список — шесть из тридцати представленных на премию романов — в этом году демонстрирует две отчетливые тенденции. Во-первых, смену поколений: мейнстрим сегодня изготовляется не шестидесятилетними папашками, а личностями, о которых говорят "порядка сороковника". Во-вторых, второй ряд русской словесности заметно приободрился: в шорт-листе нет ни одного провального текста.
Что отнюдь не означает, что сочинениями финалистов уже зачитываются десятиклассницы. Экспресс-опрос, проведенный мной среди присутствовавших журналистов, выявил коэффициент неведения 4/6: средний профи, которому должностная инструкция велит читать книжки, заглядывал в два романа из шести. Поэтому жюри пришлось объяснять, что же это за сочинения,— что и было сделано кратко и ясно. Передаю, как слышал. Валерий Залотуха выступает с "романом о современной провинциальной жизни", содержащим элементы "игры на новорусской теме"; Николай Кононов выдал прозу "экзистенциального направления с мощным лирическим началом"; Марина Палей представила "вещь также эзотерическую, с мощной суицидной темой"; Алексей Слаповский не обманывает никого, называя свой роман "плутовским", но плюс к тому, как обычно, рисует "портрет своего любимого Саратова"; Светлана Шенбрунн озадачивает читателя повествованием из жизни "московской интеллигентной семьи на историческом материале 1943-1951-го годов"; наконец, Михаил Шишкин бьет наотмашь "масштабнейшим сочинением, осмысляющим историю России в последние годы".
Сей последний, кстати, и является кулуарным любимцем — именно его роман критики хвалят между собой сильнее всего. Фаворитом же считают Алексея Слаповского: литературный истеблишмент, по причинам, вашему корреспонденту неведомым, в один голос прочит ему победу. В любом случае общий уровень шорт-листа лучше всего обозначить словом "приличный": читать эти тексты, может быть, и не нужно, но все-таки уже можно — без неловкости и специальных усилий. Ну а ту литературу, которая "ворованный воздух" и которая способна изменить, хоть ненадолго, взгляд человека на вещи, здесь не ищите: ее "Большой Букер" никогда в упор не видел.
МИХАИЛ Ъ-НОВИКОВ