В тот день на пустыре собралось множество людей: 22 художника, которые принесли свои работы, их коллеги, которые ограничились ролью наблюдателей, их жены и подруги, дипломаты, журналисты, наконец, милиционеры. Возможно даже, были зрители. Корреспондент "Власти" Милена Орлова встретилась с некоторыми из очевидцев тех событий.
Лариса Пятницкая, художник: мы сами стали бульдозерами
С мая мы начали бороться за то, чтобы художникам-нонконформистам разрешили выставиться в тех помещениях, которые предоставит нам государство. Мы ходили в управление культуры, министерство культуры, нам везде отказывали.
Тогда мы решили так: пойдем-ка мы на улицу, на панель. И мы вышли на панель. Мы долго ее искали. Долго, потому что тогда был очень суровый УК. Статья 70 была антисоветская, 190-я была о демонстрации. По 70-й (выступление против власти) — от двух до семи, как в детском саду; по 190-й — от штрафа до трех. Все мы эти статьи знали, и никто не хотел по ним загреметь.
Надо отметить, что не так много было героев в то время. Героев было всего 22 человека. Оскар Яковлевич Рабин был нашим лидером. И он был очень строг. Он нам так сказал: "Так, господа. Никаких нарушений Конституции и прочих законоположений".
И вот мы, художники, тихо и мирно с картинками идем на пустырь, где нет пешеходов, нет транспорта, где вообще ничего и никого нет, и показываем наши картинки всем желающим. Но предварительно, естественно, мы обзвонили все корпункты, вплоть до китайского.
Минут десять мы прекрасно стояли, нас снимали все фотокоры; через пятнадцать минут поехали грузовички. Много грузовичков... Потом поехали бульдозеры. Когда приехали саженцы, такие дядечки в кепочках, как у Лужкова, говорят: мол, давайте отсюда. Мы делаем вид, что не понимаем. Потом подходит милиция и тоже говорит так шепотом: "Собирайте ваши картины и быстренько отсюда..."
Но никто не уходит, мы стоим. Оскарчик начинает нервничать, но мы все равно держимся. Потом подходят уже жлобы в штатском и говорят: "Милые, сейчас поедем на вас прям танком". Оскар говорит: "Это очень интересно". То есть мы ждали этого, мы хотели, чтобы на нас поехал бульдозер. Нам было необходимо о себе заявить.
Большинство из нас уехало за бугор, эмигрировало; те, кто остался здесь, организовали себе вот этот самый горком художников-графиков. Бульдозер нас научил быть самими, мы сами стали бульдозерами.
Семен Файбисович, художник: над милицией хохотали в КГБ
Уже невозможно вспомнить, от кого я узнал о выставке — вся Москва это обсуждала. Тогда существовал сенсорный голод, и, если где появлялись слухи, где чего показывают, все шли смотреть.
Вообще, это был большой прокол милиции, над которым очень смеялись в КГБ. Я узнал это случайно — встретился в ночном автобусе с человеком, который затеял со мной разговор. Он оказался сотрудником КГБ, с бородой, который занимается искусством. И он, будучи выпивши, стал со мной откровенничать. "Когда они это устроили,— признался кагэбэшник,— у нас в каждом кабинете хохотали".
Сергей Бордачев, художник: вот как родилась эта выставка
Однажды приехал к приятелю, привожу картину в подарок. Сидим на опушке леса, выпиваем, закусываем а-ля фуршетик. Я повесил картину на березу, говорю: "Вот, Володя, смотри. Раз нас не выставляют, давай в лесу выставляться. Трое на опушке леса, приятно, хорошо".
Вот как родилась эта выставка. Но никто не ожидал, что художников будут гонять за то, что они выставляются на лоне природы. Допустим, я пейзаж рисую. Так что, гонять меня бульдозером, что ли? Я не понимаю. Все пришли с мольбертами. Массовый этюд. Почему студентам можно, а нам нельзя?
Конечно, здесь небольшая хитрость, может быть, была.
Работу, которая была на Бульдозерной, я потом, в 90-х, продал за три тысячи долларов одному австрийцу. У меня ребенок родился, мать больная, и деньги позарез нужны были.
Борис Борух (Штейнберг), художник: мы не были диссидентами, просто художники
Почему мы вышли на эту пленэрную выставку? Да просто потому, что художники не могут жить на необитаемом острове. Нам надоело бояться и прятаться по подвалам. Говорят, что мы специально вынесли на беляевский пустырь проходные вещи, которыми не жалко было пожертвовать. Это чушь. Каждый взял самое лучшее.
Почему выставились на пустыре? Чтобы не мешать городскому движению, чтобы не было претензий со стороны властей. Да и потом рядом жил наш друг, критик Тупицын, который знал этот район. Мы не были диссидентами, просто художники. Хотелось показать, что мы делаем.
После Бульдозерной меня не преследовали. Как меня выставляли на Западе, так и продолжали выставлять. Говорят, что после Бульдозерной на нас подскочили цены. Вранье. Как покупали у нас западные дипломаты, так и продолжали покупать. А тогда, в Беляево, было мерзкое действо — дурацкие бульдозеры, мнимые дружинники, свалка, грязь, идиотская общественность... Противно. Но главное — что было потом. А это была выставка в парке Измайлово — четыре часа, можно сказать, счастья, нормального показа вещей.