История не знала революции фотогеничнее, чем кубинская. На "острове Свободы" рубежа 1950-х и 1960-х уважающему себя интеллектуалу, художнику или фотографу было просто неприлично не побывать. Так, легендарный портрет Че "Героический партизан" (1960) Альберто Корда сделал на похоронах экипажа французского парохода, взорванного контрреволюционерами, оттеснив с выгодной точки съемки самих Жан-Поля Сартра и Симону де Бовуар. А на вступление барбудос в Гавану знаменитых фотографов слетелось не меньше, чем на главное модное дефиле года.
Мало того: одним из вождей самой фотогеничной революции был еще и самый фотогеничный революционер. Да, фотографию Корды называют иконой благодаря итальянскому издателю Джанджакомо Фельтринелли, вовремя размножившему ее миллионным тиражом сразу после гибели Че. Но оторопь берет, когда понимаешь: какую фотографию Че ни возьми, любая из них — икона. Обнаженный по пояс команданте, смакующий мате (Эндрю Сент-Джордж), Че в клубах сигарного дыма (Освальдо Салес), Че рубит сахарный тростник (Эрнесто Фернандес). Что уж говорить о снимках мертвого Че, неотличимого от мертвого Христа с картины Мантеньи.
Можно назвать кубинскую революцию главным гламурным событием эпохи. При том, что свергала она не только кровавый и воровской режим Фульхенсио Батисты, но и эстетику декадентско-гангстерского гламура, запечатленную на фотографиях Константино Арьяса. Все эти казино чикагской мафии, где позируют пузатые янки с сигарами в зубах — в каждой руке по бутылке рома, полуобнаженные танцовщицы за кулисами Национального отеля, сутенеры. Веселые повстанцы, овладев столицей, запустили в отели и казино стада коз. А памятником эпохе Батисты осталась серия Арьяса "Венера перед зеркалом": ослепительно нагая любовница новоорлеанского мэра, богиня Веласкеса, ставшая дорогой содержанкой.
Ее сменила новая Венера. Обаятельная девчонка в берете и с автоматом весело треплется с принарядившейся сверстницей на фото Берта Глинна. Обрюзгших генералов сменили худые и душераздирающе молодые Фидель и Камило Сьенфуэгос, кажется слегка озадаченные победой, на снимках Альберто Корды. Вскоре Салес снимет присмиревших бородачей Сьенфуэгоса и Рафаэля Очоа в вашингтонском мемориале Линкольна.
Революция была не только и не столько политическим событием, сколько символом современности, если не феноменом современного искусства. "Голливудский Че", как называл знаменитый снимок Че с сигарой швейцарец Рене Бурри,— из того же смыслового ряда, что его съемки Пабло Пикассо, ошеломившего современников новорожденного города Бразилия или абстракциониста Ива Кляйна за работой. Анри Картье-Брессон видел в революции "отзвуки" авангардной архитектуры Ле Корбюзье и Фрэнка Ллойда Райта. Воздетые на мачете шляпы митингующих гаванцев, увиденные Флипом Шульке, рифмуются с его портретами-формулами Кассиуса Клея. Вожди революции увидены Бобом Энрикесом как такие же звезды, как Мэрилин Монро. Глинн, размахивавший автоматом в толпе барбудос, вошел в историю как автор канонических снимков Твигги и Энди Уорхола.
То, что фотографы видели в революционерах звезд, отнюдь не компрометировало их искреннюю солидарность с революцией. Фотографы, вообще, видят на своем веку столько всего, что лучше, чем любой политик, понимают справедливость или несправедливость революции. Арьяс снимал не только стриптизерш, но и трущобы, и избитых полицией студентов, среди которых такой смешной юнец Рауль Кастро. Уокер Эванс, автор классических портретов жертв Великой депрессии и пассажиров нью-йоркской подземки, еще в 1933 году снял "Умирающую от голода кубинскую семью". Полиция Батисты уничтожила фотоархив Рауля Корралеса, будущего личного фотографа Фиделя, снимавшего рабочие кварталы.
Революция пьянила еще и тем, что Картье-Брессон определил как отсутствие дисциплины. Массовый порыв героев репортажей не постановка, митингам и военным колоннам чужда тоталитарная геометрия. Даже откровенно постановочная "Кавалерия" Корралеса дышит карнавальной махновщиной. Всадники и не скрывают, что позируют, но делают это от всей души.
А потом случилось неизбежное и непоправимое. Корралес снял колоссальный митинг в Гаване в честь четвертой годовщины революции. Вскоре снимок оказался на банкноте в десять песо. Невольно воскликнешь, перефразируя Андрея Вознесенского: "Уберите Фиделя с денег". Прав критик The New York Times, язвивший: жаль, что Фидель не придет на эту выставку. Он увидел бы, каким был, и позавидовал бы Че и Камило, оставшимся на фотографиях вечно молодыми.
ЦСК "Гараж", с 11 марта по 24 апреля