Последнюю ночь на фестивале "Киношок" в Анапе я провел в компании с хозяйкой гран-при, ювелирной красавицей Мариной Коротаевой, и еще, конечно, с Александром Абдуловым. Они пили за то, что приз нашелся.
Можно подумать, что остальные в последнюю ночь на "Киношоке" пили за то же самое.
Но это было бы неправдой. Потому что в таких условиях каждый пьет за свое. Эльдар Александрович Рязанов (если бы ему можно было пить) пил бы за логику жюри, подарившего ему "Золотую лозу": ровно на один момент профессиональное жюри представило себе, что оно — жюри зрителей, и ровно в этот момент решило отдать лозу рязановским "Тихим омутам", а исполнитель главной роли Александр Абдулов после этого сказал: "У деда были две большие серии. Больше чем на четыре часа. А потом ему кто-то посоветовал все ужать. И он ужал. И получился недлинный фильм. А зачем, зачем он это сделал?"
Александр Абдулов пьет, конечно, и за "Омуты", и за Эльдара Рязанова, но главное — он пьет за своих "Бременских музыкантов". Следующим утром г-н Абдулов, охрана г-на Абдулова и начальник охраны г-на Абдулова сядут в самолет и полетят в Москву, чтобы скорее мчаться на "Мосфильм" и там сводить звук в очень сильном произведении воли, ума и доброты Александра Гавриловича, на которое ушли последние два года абдуловской жизни. А эту последнюю ночь "Киношока" г-н Абдулов проводит в видеозале санатория "Россиянка", где он сидит вместе с хозяйкой ювелирного дома "Петр Привалов" Мариной Коротаевой, сыном министра культуры Сергеем Швыдким, известной пиарщицей Сашей Маркво и еще со мной. Сидит и смотрит видеокассету с "Бременскими", и все восхищаются тем, как правильно потрачены $12 млн. Каждые пять минут в видеозал заходит один из охранников г-на Абдулова — проверить, как дела, но делать охраннику нечего, и поэтому он меняет пепельницу. И тоже краем глаза подсматривает за "Бременскими", он еще не видел. Но теперь пора оставить г-на Абдулова и всех его зрителей, потому что пересказать в газете весь фильм нельзя, а Зураб Соткилава пьет этажом ниже.
Зураб Соткилава, председатель жюри, пьет в банкетном зале "Россиянки" за маму красивой журналистки-брюнетки. Этой мамы он никогда не видел, но хотел бы увидеть. "Понимаете, Анечка,— говорит г-н Соткилава, при этом дружески обнимая еще двух журналисток и пожимая руку еще одному кинорежиссеру,— я точно знаю, что у вашей мамы красивые глаза".— "А откуда, Зураб Лаврентьевич, вы это взяли? — удивляется журналистка.— Ведь вы угадали!" — "А оттуда, моя дорогая, где вы никогда не бывали и куда вам нельзя, потому что вы еще маленькая".
Хозяйка фестиваля актриса Ирина Шевчук почти не пьет (ей утром провожать всех тех, кто не спит эту ночь, провожать и подбадривать), а если и немножко пьет, то за волшебное возвращение приваловской "Золотой лозы" (нового гран-при "Киношока"), которую за ночь до вручения украли из номера Ирины Шевчук. Марине Коротаевой об этом, кстати, сперва не сказали. А вызвали милицию и стали искать.
Ночью по балконам "Россиянки" кто-то ходил. Кто-то искал, тяжело дыша, балкон Ирины Шевчук, потому что в Анапе и ночью так тепло, что спать с закрытым балконом нельзя. Прошел через балкон Бориса Хмельницкого, Натальи Колякановой, Юлия Гусмана, Людмилы Петрушевской. Все спали. И потом с трудом перелез через перила и попал к Ирине Шевчук. Лоза стояла на столе, полная луна светила на лозу, чья-то умная большая рука забрала ее совсем неслышно, иначе бы Ирина Шевчук проснулась (она очень чутко спит). Утром она увидела, что лозы нет, но шум не подняла. Милиция сказала, что найти за сегодня не получится. Журналисты ничего не сказали, потому что не знали. Зураб Соткилава ничего не сказал, потому что в тот момент отсутствовал в "Россиянке": его и все жюри увезли в санаторий Большого театра решать, кому давать "Золотую лозу".
А зачем кому-то давать эту лозу, когда ее уже и нет?
Перед закрытием фестиваля Ирина Шевчук, женщина горячей красоты и тонких рук, сидела за кулисами в своем белом платье невесты Сергея Новожилова (второго ведущего и руководителя "Киношока") и держала голову в руках. Кто же держал в этот момент в руках "Золотую лозу"?
Он этого не сказал. В третьем ряду античного амфитеатра Летней эстрады Анапы уже сидела Марина Коротаева в утопических жемчугах и ждала момента, чтобы выйти на сцену и поздравить с лозой Эльдара Рязанова (то есть про Рязанова она, конечно, еще не знала).
И тогда перед г-жой Шевчук в женской гримуборной анапской эстрады встала бабушка-вахтер Нина Емельяновна Ганищук, и у нее в кармане что-то топорщилось. Нина Емельяновна полезла в карман и сказала одну только вещь:
— Малахольные вы какие-то.
И отдала Шевчук грязную газету, и в ней что-то тяжелое. Ирина Шевчук ее не взяла. А вот Нина Емельяновна, спасительница "Киношока", ничего не поняла. В ящиках с ключами ведь обычно лежат ключи. А золотые лозы не лежат. Раньше так было, во всяком случае. В нормальные времена.
После закрытия в банкетном зале "Россиянки" Лидия Федосеева-Шукшина пила за Шевчук, за лозу и за Марину Коротаеву. А одинокий шут Станислав Садальский уже давно прилетел в Москву и провел свое радиошоу. Жалко, не у всех есть радио.
А то бы мне не пришлось вам об этом рассказывать.
ФЕДОР Ъ-ПАВЛОВ-АНДРЕЕВИЧ