Театр под руководством Олега Табакова открыл сезон премьерой пьесы американского драматурга Альберта Гурнея "Любовные письма". Пьеса написана для дуэта откровенно коммерческого свойства. На такие спектакли идут не из-за названия, сюжета или интерпретации, а просто поглядеть на любимых актеров. В данном случае — на самого Табакова и Ольгу Яковлеву, играющих всю жизнь двух героев.
Жизнь умещается меньше чем в два часа сценического действия, без антракта. Впрочем, слово "действие" к этому спектаклю, поставленному Евгением Каменьковичем, можно применить с большой натяжкой. Олег Табаков и Ольга Яковлева сидят по бокам сцены, разделенные занавесом, и читают письма, которыми их персонажи начинают обмениваться еще с детства. То есть она-то время от времени встает и демонстрируют свою, уже вошедшую в историю театра, лениво-надменную пленительную походку. А вот он фактически весь спектакль не поднимается из кресла, нечасто отрывая глаза от текста писем и почему-то черкая на полях давно отправленной корреспонденции — то ли потому, что еще не слишком уверенно знает текст, то ли боится пойти наперекор известному, как сообщает программка, американскому драматургу. Альберт Гурней настаивал, что пьеса "лучше всего работает, если актеры не смотрят друг на друга до самого конца". Яковлева оказывается не столь покорной, она так и норовит стрельнуть взглядом. Женщина есть женщина.
Посмотреть друг другу в глаза им мешает не столько запрет автора, сколько занавес. Очевидно, он обозначает течение жизни, потому что за время спектакля собирается к центру сцены рывками, ужимаясь, как шагреневая кожа. А на вытянутых вдоль рампы двух столах обнаруживаются предметы реквизита, у Мелиссы Гарднер это в основном бутылки, у Эндрю Ледда III (имя у него такое) — канцелярские принадлежности. Что тоже вполне символично, потому что героиня, неуспешная художница, в конце концов спивается, а герой, напротив того, делает политическую карьеру и даже становится сенатором.
Кстати, любовными их письма можно назвать только в широком смысле слова. Слов о любви очень мало, эпистолярный жанр служит просто формой для беглого, без чувственного пафоса, но не без изящества написанного конспекта двух параллельных судеб. У каждого из героев, естественно, с годами появляются семьи, дети и бытовые проблемы, провалы и успехи, надежды и разочарования. А латентный их роман, начавшийся с того, что мальчик подглядывал в девчоночью раздевалку, превращается в реальную связь, когда героям уже пятьдесят или около того, да и то ненадолго. Она вскоре совсем опускается, заболевает, умирает, и вот уже Табаков зачитывает самое последнее письмо — один, стоя перед возвращенным в исходное положение занавесом-кожей.
Вот уж что точно нельзя определить шагреневой метафорой, так это сценические харизмы обоих актеров. Казалось бы, и все интонации, понадобившиеся для "Писем", известны наизусть, и история стара как мир, и даже не притворяются, что играют. Ан нет, зрительницы к финалу тянут руки к сумочкам за платками. Хлопают так, как будто в первый раз задумались о скоротечности бытия. Ну и ничего, что похоже на радиотеатр. Зато актеры все-таки хорошие, жизнь действительно коротка и счастья на белом свете нет.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ
На сцене филиала Театра имени Маяковского 26 сентября.