В Самаре завершился Всероссийский фестиваль искусств для детей, организованный Союзом театральных деятелей и местным театром "Самарт". Если написать прямо здесь, как фестиваль назывался, никто дальше читать не будет. Между тем лучшие из спектаклей, показанных в Самаре, никакого отношения к расхожему представлению о "деле детской радости" не имеют.
ТЮЗы, которые в советские времена часто собирали под свои крыши лучшие режиссерские силы, до сих пор пор напоминают двуликих существ, вроде избушек на курьих ножках, которые можно повернуть к лесу то передом, то задом. К управлениям культуры, городским властям и начальной школе эти театры обычно развернуты всякими благородными утренниками да сказочками (чаще всего совершенно невинными, но иной раз криминально халтурными), а к высокому искусству, критикам и взыскательной публике — другим, "взрослым репертуаром". На самарском фестивале "избушки" детских и молодежных театров вертелись как на горячей сковородке, предъявляя то стандартных зайцев и скоморохов, то чеховских героев. В первых ничего достойного упоминания не обнаружилось, зато в двух постановках по пьесам Чехова было немало неожиданного.
Что касается питерского ТЮЗа, то неожиданным был уже сам выбор пьесы. Григорий Козлов и его ученик, актер Иван Латышев, поставили "Лешего", который справедливо считается черновым вариантом "Дяди Вани", а потому появляется на сцене крайне редко. Но Козлову и Латышеву эта кажущаяся "неоформленность" персонажей как раз на руку, потому что больше всего им было интересно придумывать психологические повороты, частности поведения и внешностей, разгадывать мотивы героев, одним словом, создавать театральные характеры и налаживать между ними взаимоотношения. В чем создатели спектакля и преуспели. Причем особенно удались женщины, на которых обычно спотыкаются постановки того же "Дяди Вани". И прежде всего — Соня Ольги Карленко, и по облику, и по темпераменту далекая от привычных кротких, бледных страдалиц по небу в алмазах.
Актерский ансамбль — безусловное достоинство "Лешего", иногда, однако, почти превращающееся в его недостаток. Дело в том, что увлеченность психологической тканью спектаклю ослабляет напряжение, ту разницу потенциалов, которая должна направлять действие от первой минуты к последней. "Леший" длится четыре с половиной часа. В "зарослях" художника Эмиля Капелюша он идет почти как лесная сказка, длинная и лукавая. В этом лесу и любовь — не любовь, и смерть — не смерть. Частица лешего есть, кажется, в каждом герое, не только в заглавном, и каждый из них должен заманивать чем-то зрителя в чащу, очаровывать его, заставлять забыться. У Козлова почти все артисты становятся хорошими и с задачей справляются.
Чтобы распознать просто хорошего артиста надо дождаться, пока он заиграет, войдет в роль. А вот выдающегося артиста отличают то, что ему достаточно сделать первый шаг из-за кулис, чтобы чуткий зритель тут же подался вперед и оказался целиком во власти таинственной сценической магии. Если говорить по большому счету, таких личностей — наперечет. Собственно говоря, их много и быть не может. Именно такова актриса "Самарта" Роза Хайруллина. В спектакле Александра Кузина "Доктор Чехов и другие", поставленном по трем знаменитым водевилям ("Предложение", "Медведь" и "Юбилей"), она играет две роли — вдову Попову и приставучую старушку Мерчуткину. Жаль, что не занята в "Предложении": тогда спектакль стал бы бенефисом Хайруллиной, а такая актриса вполне заслуживает, чтобы ставили специально "на нее".
Надо отдать должное Кузину. Режиссер напридумал немало остроумных деталей, окружающих одноактные водевильные тексты. Чего стоит хотя бы квартет санитаров, которые в прологе лениво общаются между собой цитатами из поздних, великих чеховских пьес, или женский оркестр во главе с дородной дирижершей, готовящийся играть на юбилее банка. "Доктор Чехов" смотрится легко, потому что сделан умно, без лишнего нажима. Местами спектакль гомерически смешон, особенно когда миниатюрная, с резким профилем Хайруллина играет Мерчуткину — надо видеть, как юркая, надоедливая просительница презрительно оглядывает другую даму, как глуповато-радостно помахивает своими бумагами или как, заслышав за дверями нестройное пение чиновников, угодливо напоминает директору банка: "Чайковский, ваше превосходительство".
Впрочем, играть Мерчуткину примерно в подобном ключе предписывает традиция, по сути характера никакой новизны в удачной самарской постановке нет. Другое дело, что так смешно ни у кого не выходило. Попову же из "Медведя" Хайруллина сыграла так, как будто эту героиню осколком забросило в ранний чеховский водевиль из грядущего модерна, откуда-то из-под пера Леонида Андреева. Конечно, вся декадентская ломкость и нервность здесь не просто позаимствована, но препарирована чеховским сарказмом. Усталый автор Чехов оказывается очень податливым, благодарным и нескучным, когда за него берутся люди внимательные и неробкие.
Таким он предстал и на фестивале "Золотая репка".
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ