В пятницу в Национальной филармонии выступил польский дирижер Марцин Налеч-Неселовский. Хотя целью его приезда была пропаганда национальной классики, слушателям пришлось довольствоваться знакомыми симфониями Иоганнеса Брамса и Антонина Дворжака. Своими сомнениями по поводу целесообразности подмены делится ЛЮБОВЬ МОРОЗОВА.
Пробелы в истории музыки существуют, как ни странно, даже внутри наиболее обласканных слушательским вниманием культурных эпох. Та же эра романтизма, к произведениям которой исполнители до сих пор обращаются втрое чаще всех других периодов в истории музыки, вместе взятых, а музыковеды до мельчайших подробностей изучили биографии авторов не только первого, но и второго с третьим эшелонов, содержит свои, порой очень приятные сюрпризы.
К ним можно отнести и творчество польского композитора второй половины XIX--начала XX века Зигмунта Носковского, которое, по странной случайности, только сейчас проникает в концертные программы. Одно из его произведений, симфоническую поэму "Степь", которую поляки называют "патриотической", хоть в ней и нет духа героики, но есть потрясающий мелодизм и великолепное владение автора оркестром, должны были исполнить в Киеве. В пару к "Степи" обещали цикл "Шесть характерных пьес для оркестра" Морица Мошковского — немецкого композитора с польскими корнями, широко известного, по сути, только своими виртуозными фортепианными этюдами.
Ради исполнения этих опусов в украинскую столицу прибыл один из самых авторитетных польских дирижеров Марцин Налеч-Неселовский — руководитель Варшавского камерного оркестра, имеющий за плечами немалый опыт составления концертных программ (к своим 38 годам он успел побывать генеральным директором Белостоцкой филармонии, гостевым редактором Национальной оперы в Варшаве и худруком Подлясского оперного и филармонического оркестра). Учитывая его осведомленность в репертуарных вопросах и симпатию к современной польской музыке, можно было ожидать и исполнения какого-нибудь свежего остроумного опуса на бис.
Однако в последний момент программа концерта была кардинально изменена. Объяснений, как это часто бывает, не последовало, так что остается лишь гадать о том, были ли причиной сложности с арендой редких партитур. В итоге в программу вечера вошли Первая симфония Иоганнеса Брамса и Восьмая — Антонина Дворжака, а польская композиторская школа была представлена одним только Станиславом Монюшко с четырехминутным номером из оперы "Галька", ликующим Мазуром в стиле Имре Кальмана (по счастью, на Шопена, чей юбилей всем миром праздновали в прошлом году, составитель программы не решился).
Хорошо знакомая классика под дирижерской палочкой Марцина Налеч-Неселовского звучала торжественно и стройно: Брамс радовал бетховенской мощью (Первую симфонию он и писал в надежде постичь гений венского классика), Дворжак был упоителен, благороден и чувственен. Дирижер прекрасно выстроил баланс оркестровых групп, радовал разнообразием штрихов и жестов, да и в целом управлял симфоническим оркестром Национальной филармонии с полной самоотдачей и открытостью. Но все же публика важного концерта, организованного при поддержке киевского филиала Польского института, расщедрилась на аплодисменты лишь после долгожданного Мазура, таким образом дав понять, что ожидала услышать совсем другое, а маэстро, отказавшийся от бисов,— что приезжал в Киев совсем не за Брамсом и Дворжаком.