Музей "Московский дом фотографии" празднует 80-летие первого советского и первого российского президентов сразу двумя выставками: "Михаил Горбачев. Perestroika" и "Борис Ельцин и его время". Корреспондент "Власти" Валентин Дьяконов проследил за тем, как фотография менялась вместе со страной.
Восьмидесятые — уже история, а девяностые — все еще политика. К такому выводу подталкивают зрителя выставки, посвященные эпохам Горбачева и Ельцина, которые открылись в Манеже и Мультимедийном комплексе актуальных искусств. Обе выставки сделаны в тесном сотрудничестве с фондами, открытыми при бывших президентах. И тут и там речь идет об эпохе, но в случае Горбачева она представлена намного объемнее. Иначе и быть не могло. Ельцин, в отличие от своего предшественника, не дожил до 80 лет, но политические и социальные следы его правления чувствуются намного сильнее. Да и окружавшие его люди, от депутатов до олигархов, все еще играют немалую роль в современной жизни. А эпоха перестройки покрыта патиной винтажности и ретро, она уже и объект ностальгии, и — почти что — золотой век. К тому же о важнейших эпизодах перестройки МДФ уже делал отдельные выставки. В 2000 году отмечали десятилетие падения Берлинской стены, в 2009-м тема еще раз была освоена в Манеже, и фотографии живого классика репортажа Энтони Сво на горбаческой экспозиции не добавляют к теме ничего нового.
Поскольку организаторы работают с хорошо знакомым материалом, визуальное жизнеописание Горбачева уходит вглубь и вширь. Все начинается с фотографий из семейного альбома и трогательных фрагментов жизни правоверного партийца. На одном из снимков 1976 года, довольно нечетком, запечатлен председатель КГБ СССР и будущий генеральный секретарь ЦК Юрий Андропов, снимающий чету Горбачевых на отдыхе в Ставрополье. Советская доперестроечная фотография несуетлива. Каждый герой политической арены схож со статуей. Преобладающее выражение лиц — полуулыбка, как у леонардовской Моны Лизы. Официальные ритуалы снимаются строго и геометрично. Последним примером математического расчета на выставке кажется фотография одного из самых успешных советских фотографов Дмитрия Бальтерманца под названием "У Вечного огня". На ней четкая группа членов Политбюро посещает памятник победы Советской Армии. Горбачев и другие застыли перед факелом как шашки на доске. Кажется, это последний момент относительного спокойствия перед нескончаемым валом событий и новых образов страны. И действительно, далее следует взрыв на Чернобыльской АЭС, возвращение Сахарова из ссылки, заседания Верховного совета, землетрясение в Армении. Некоторые яркие, но не самые почетные инициативы Горбачева не вошли в юбилейную панораму. Нет здесь ни одной фотографии, посвященной сухому закону. А у него было множество последствий, от многочасовых очередей в винные магазины и вырубки виноградников в Молдавии и Грузии до народной ненависти и небольших бунтов. Тремя фотографиями репортера Павла Кассина отмечены события в Вильнюсе 1991 года, когда советские танки давили литовских борцов за независимость. В Московском доме фотографии объясняют, что хотели сократить количество негатива, которого в перестройку было и так много.
Но интереснее всего наблюдать за тем, как чистенький фасад советской жизни эпохи застоя за пять лет разрушается практически полностью, падает вместе с Берлинской стеной. Обостряются все возможные конфликты. То, что советские идеологи предпочитали не замечать или проклинать, вылезает наружу. Часто в уродливой форме. Загнанные в угол языческие суеверия проявляются в том, что тысячи людей везут банки с водой на сеансы экстрасенса Алана Чумака, а в Москве проходят "съезды чудотворцев России". Одни и те же люди могли читать дефицитные книжки и ждать у телевизора, пока подействует Кашпировский.
Символом эпохи МДФ выбрал старый снимок Игоря Мухина. На нем крупным планом дано лицо девушки по имени Саша, убежавшей из дома тусовщицы с Арбата. Перестройка была временем новых людей, которых тогда совокупно называли неформалами. Они составляли аудиторию подпольной культуры, стремительно выходившей на свет. Треть выставки о Горбачеве посвящена андерграунду, музыкальному и художественному. Тема для Дома фотографии тоже не новая: в 2009 году Манеж принимал популярную выставку "Хулиганы 80-х" — о концертах и сквотах перестройки. Творческая молодежь с особой силой улавливала общественные мутации перестройки, поэтому 80-е так богаты на искусство и музыку.
Волну моды на перестроечную молодежь оседлали фотографы, далекие от советских информагентств. Они утоляли жажду репортеров из других стран. Советское изобразительное искусство было зациклено на теме труда, а у неформалов была другая идентичность, построенная на внешнем виде и тусовке. "Западные журналисты приходили в Агентство политических новостей, АПН, но им там могли дать только официальную съемку Раисы Максимовны и Михаила Сергеевича,— вспоминает Сергей Борисов, фотограф, которого называют летописцем 80-х чаще, чем остальных его коллег.— Тогда они шли ко мне за снимками из рок-лабораторий и с молодежных тусовок". До перестройки Борисов зарабатывал, и неплохо, съемками на плакаты, заказываемые различными филармониями по всей стране для вокально-инструментальных ансамблей, флагманов советской поп-музыки. Новая эпоха увлекла Борисова и принесла ему престижные публикации в разных журналах мира. Заработки были сравнимы с официальными, а иногда сильно превышали ставки по договорам. Уйти от фининспекции и обвинений в незаконных операциях с валютой Борисову помогал брак с сотрудницей дипломатического корпуса Бельгии.
Фотографы по призванию, а не по должности старались обзавестись какой-нибудь подходящей корочкой. Борисов был членом Горкома графиков, либеральной организации, в которую с 1976 года принимали художников, далеких от социалистического реализма. Другой знаменитый фотограф 80-х, пермяк Андрей Безукладников, ходил с удостоверением фотокорреспондента областной газеты. Многие фотографы вспоминают, что снимать на улицах было небезопасно: старшее поколение часто видело в человеке с камерой иностранного шпиона и вызывало милицию. Так, даже удостоверение не спасло Безукладникова от беседы с сотрудниками КГБ в штатском, когда он решил снять подмосковную водокачку, рядом с которой оказался какой-то стратегический объект. Игорь Мухин, правда, считает, что страхи были преувеличены. "У каждого фотографа есть внутренний ужас перед съемкой в полевых условиях. Что я скажу? Кем представлюсь? Зачем я это делаю? — говорит он.— В советское время только и разговоров было про то, как мы все получим корочки и будем снимать где захотим". Мухин работал техническим сотрудником в Моспроекте-1 и не видел необходимости показывать удостоверение панкам, которых фотографировал на Арбате.
Фотография, как и другие области независимой культуры, переживала расцвет. Практики фотографии как искусства объединились в секцию фотографов при творческом объединении "Эрмитаж", основанном нынешним директором Государственного центра современного искусства Леонидом Бажановым. В секции состояли Борис Михайлов, Игорь Мухин, Илья Пиганов, Алексей Шульгин, ныне известный медиахудожник, и другие авторы, склонные серьезно относиться к материалу.
Перестройка породила и вариации на темы соц-арта, аналога американского поп-арта, придуманного неофициальными художниками Комаром и Меламидом в 1970-е годы. На выставке сделан акцент на соц-арт с уклоном в эротику. Сергей Борисов еще до перестройки начинает подыскивать моделей и фотографировать их в антураже советских плакатов и драпировке из флагов СССР. В 1988 году из США с заказом от журнала Playboy приезжает Александр Бородулин, сын известного советского фотографа. Девушки позируют на улицах Москвы с теми же красными стягами, символизируя открытость и доступность бывшей сверхдержавы.
После разнообразия освобождающейся страны страна свободная на выставке, посвященной Ельцину, выглядит пресно. Небольшой зал музея, недавно открытого Ольгой Свибловой, по периметру окружен официальной съемкой. Ельцин на встрече с Джорджем Бушем-старшим, Ельцин на переговорах, Ельцин с дочерью на отдыхе. В центре зала расположились три фальшстены, обклеенные ксероксами газет 90-х годов, от "Сегодня" до "Культуры". На этом мельтешащем фоне снимки, даже самые талантливые, теряют ударную силу. Есть тем не менее своя правда в том, что эпоха Ельцина вся заклеена газетами. Этот период был временем перманентного ремонта и перепланировки, как в геополитическом масштабе, так и в социальном. Для некоторых ремонт, как в поговорке, оказался хуже пожара. Да и бум независимых средств массовой информации важнее для фотографии 90-х, чем какие-либо другие события. Демократическая Россия принимает международный стандарт репортажной фотографии, и то, что в перестройку казалось острым и фрондерским, печатается ежедневно. У фотографии сложные отношения с правдой жизни, к тому же она очень зависит от медийных форматов и заказов. Поэтому главной темой 90-х становится недостаток или излишек денег у тех или иных слоев населения. В героях ходят не неформалы, а политики и бизнесмены, наделенные в 90-е подлинным артистизмом. А художники и музыканты становятся обслуживающим персоналом предвыборной кампании 1996 года "Голосуй или проиграешь!". Чего стоит, например, портрет президента системы бирж "Алиса", ныне православного бизнесмена Германа Стерлигова, сделанный фотографом "Коммерсанта" Василием Шапошниковым в 1992 году! Усатый Стерлигов на манер американского гангстера сидит, положив ноги на стол, и грозит пистолетом гипсовой фигуре Сталина на письменном столе, копии памятника, когда-то стоявшего при входе на ВДНХ. Этот образ символизирует путь, который прошла фотография за десять лет — хулиган 90-х уже не дергает гитарные струны, а ворочает большими деньгами.