Двадцать лет назад едва не сложился первый в новейшей истории России правящий тандем. Первый (он же и последний) президент СССР Михаил Горбачев и первый президент России (впрочем, на тот момент еще председатель Верховного совета РСФСР) Борис Ельцин после двух лет жесткой конфронтации сели наконец за стол переговоров. Формальной целью этих переговоров, вошедших в историю под названием "новоогаревского процесса", было заключение нового союзного договора, фактически же речь шла о разделе властных полномочий между двумя лидерами.
В начале 1991 года Михаил Горбачев и Борис Ельцин были, пожалуй, равновесными фигурами. Автор "перестройки", "гласности" и "нового мышления", хоть и потерял былую популярность внутри страны, все еще оставался самым авторитетным советским политиком. Он уже не мог переубедить литовскую элиту отказаться от идеи независимости, но все еще мог переломить ход заседания Верховного совета или партийного пленума, найти аргументы и заставить прислушаться к ним и передумать своих соратников и даже оппонентов. А уж во внешнем мире вовсю цвела "горбимания", кульминацией которой стало присуждение Нобелевской премии мира советскому президенту.
Борис Ельцин, проделавший головокружительный путь от самого твердого горбачевца до самого последовательного антигорбачевца, за два с небольшим года поднявшийся из бездны партийной опалы на самую вершину российской власти, последовательно, шаг за шагом отвоевывал у бывшего патрона умы и сердца улицы, симпатии и надежды застоявшейся в коридорах власти амбициозной номенклатурной молодежи. А еще на него работала репутация решительного политика, несколько лет назад беспощадно зачистившего Москву от всесильного, разветвленного гришинского клана.
По всем законам жанра вскоре должна была наступить развязка. Какой она может быть, продемонстрировали январские события в Вильнюсе. А уже пылал карабахский конфликт, уже прокатились спорадические межэтнические столкновения по стране, уже произошла резня в Фергане и Оше. На этом фоне лобовое столкновение двух лидеров грозило непредсказуемыми последствиями.
Поэтому, когда Михаил Горбачев и Борис Ельцин впервые за долгое время сели за стол переговоров, страна вздохнула с облегчением. Весна 1991 года (как и весна 1985-го — начало перестройки, и 1989-го — начало работы съезда народных депутатов) стала очередным временем надежд. Как оказалось, последних для Советской страны.
Мог ли в 1991 году сложиться тандем Горбачев--Ельцин и мог ли он вывести страну из кризиса и сохранить ее? Сегодня этот вопрос, наверное, лишен смысла. Однако, справедливости ради, следует заметить, что нацеленность большинства республик на независимость была далеко не абсолютной. Сразу после провала путча ГКЧП многие республиканские лидеры, ставшие затем главами независимых стран, готовы были присягнуть Борису Ельцину, а большинство членов Верховного совета СССР — проголосовать за него в качестве нового президента Советского Союза.
Но проблема была в том, что переговоры Михаила Горбачева и Бориса Ельцина с самого начала были лукавыми. Это были переговоры не на жизнь, а на смерть. Стороны пытались не договориться, а укрепить свои позиции, чтобы заставить противника уступить. Союзный центр устроил "бунт автономий", чтобы осадить главу России и поддерживавших его республиканских лидеров. Вдохновленные высочайшей поддержкой лидеры автономий потребовали равных с союзными республиками прав и сели на равных за новоогаревский стол переговоров. В борьбе с угрозой сепаратизма республик союзный центр фактически инициировал еще больший сепаратизм автономий. В свою очередь российские лидеры собирали на улицах все более масштабные митинги и демонстрации, на которых все чаще и чаще звучал лозунг "мы сами!".
Субъектов переговорного процесса — явных и неявных — оказалось настолько много, а интересы их были настолько разными, что сами переговоры уже не могли стать результативными.
Двадцать лет назад казалось, что речь идет о разделе (или перераспределении) властных полномочий между двумя лидерами. А на кону оказалась судьба огромной страны.