Маша с Ваней, мои дети, вернулись с отдыха после новогодних праздников. Они были полны, конечно, впечатлений
Среди впечатлений была еще одна Маша, ровесница моей дочери, и Анюта, русскоговорящая кукла. Она отвечала на вопросы и задавала их. Она пыталась даже, как я понял, рассуждать о жизни. И дети прислушивались к ней. Впрочем, судя по тому, что не наша Маша принесла нашей в номер эту куклу уже дня через три после начала отдыха и оставила ее там, и что даже тени беспокойства не появилось на челе бывшей хозяйки,— можно было предположить, что с куклой что-то не в порядке.
Но оказалось, что у нее все слишком хорошо. Просто дети все время разговаривали с ней, и им казалось, что ей нужно объяснять все очень громко: она же все-таки кукла. Поэтому в номере с утра до вечера стоял ужасающий крик. И стало понятно, почему девочка принесла эту куклу нашей Маше. Это был ультиматум родителей.
Когда я услышал все это, то подумал, что сам я в такой обстановке не выдержал бы и дня. Я бы с ней что-то сделал и не простил бы потом этого себе. И дети бы мне не простили. И в общем, как хорошо, что я не поехал отдыхать.
На следующее утро мы поехали за город. Я обещал детям подарки, и они сказали, что сами выберут. У них есть один заветный магазин.
— Папа,— буквально задохнулась Маша, как только вошла в этот магазин,— смотри: Анюта!
И правда, Анюта. Кукла стояла на самом видном месте. Ее привезли не вчера, это было видно по коробке, но она стоила дорого, и поэтому у нее было не так уж много шансов выбраться из этого магазина.
До тех пор, пока сюда не пришли мы. У меня не было никакого выбора. Я просто вынужден был забрать ее с собой. Достаточно было посмотреть на Машу, чтобы все понять. Увидеть этот восторг вперемешку с отчаянной мольбой... Она совершенно не ожидала, что может встретить здесь Анюту.
Ване пришлось покупать большую пожарную машину. Подарки должны были соответствовать друг другу.
Продавец сказала, что надо проверить, как работает кукла. Она хотела заставить ее говорить. Что-то у них вроде не получалось. Но Маша отобрала у нее Анюту и сказала, что все проверит сама.
Мы привезли Анюту и активировали ее. Поступил ли бы я так же, знай, как все это будет? Нет, никогда и ни за что. Лучше сразу в петлю. Но мы уже активировали ее.
Весь день я слышал примерно три фразы. Анюта спрашивала таким звонким голосом, что звенели окна в доме:
— Мамочка, надо проверить, слышу ли я тебя. Скажи: спагетти!
— Спагетти! — орала Маша.
— А теперь скажи: пицца!
— Пицца! — подключался Ваня, тоже, по-моему, на батарейках.
— Да, я слышала, как ты сказала пицца. Какой сейчас год? Месяц? Число? Сколько времени?
Когда Маша прокричала ей все это прямо в ухо, предварительно справившись у меня, кукла спросила:
— Что мы сейчас будем делать?
Диалог с Анютой у Маши был налажен еще в Италии, и она кричала:
— Пора петь песни!
— Какую ты хочешь? — интересовалась Анюта.— "Делай так"? "Ладушки"? "Сорока-белобока"?
— "Ладушки"!
— Хорошо! — послушно отвечала Анюта и начинала петь "Сороку-белобоку".
Маша послушно выслушивала песню до конца и возвращала ее к первоначальному варианту. И она действительно к нему возвращалась.
И так было раз тридцать. Я осатанел. Но не подал виду. Я просто подошел к кукле и сказал ей, когда она в очередной раз затянула свое:
— Заткнись.
Маша посмотрела на меня, потом на Анюту. Она ждала, чем это закончится.
— Мамочка, я так тебя люблю! — сказала Анюта.
— И я тебя люблю...— сказала моя девочка, и глаза ее повлажнели.
— Мне хочется слышать твой голос всегда! — льстиво произнесла эта так называемая кукла.
— И мне,— светло улыбнулась ей Маша.
— Ну давай, спой тогда "Сороку-белобоку"! — крикнул я.— А?!
— Папа, не так,— поправила меня Маша.— Давай петь песни!
— Ты какую хочешь? — уточнила Анюта, и я заскрежетал зубами.
— "Делай так!"...
"Сорока-белобока кашку варила..." — сладким голосом опять начала Анюта...
— Да замолчи же ты, пожалуйста! — попросил я.
После некоторого молчания Анюта произнесла:
— Обними меня, мамочка.
Маша обняла ее и вздохнула.
Я вышел из дому. Мне здесь делать было больше нечего.