Под конец календарного года Большой театр представил премьеру двух одноактных бессюжетных балетов: "Херман Шмерман" Уильяма Форсайта и "Рубины" Джорджа Баланчина. По мнению ТАТЬЯНЫ КУЗНЕЦОВОЙ, свежие приобретения открывают новые возможности для развития труппы Большого.
Уильяма Форсайта, живого классика, чье имя в балетном мире стало синонимом интеллектуального авангарда, Большой театр ставит впервые. Причем не по воле своих балетных руководителей: и худрук Бурлака, и балетмейстер Григорович, и основное поголовье репетиторов, сформировавшихся в глубоко советские времена,— чураются тлетворного влияния Запада. Программа, в которой неоклассик Баланчин соседствует с деконструктивистом Форсайтом, появилась в репертуаре по инициативе дирекции театра, действовавшей с оглядкой на опыт Мариинки середины 2000-х. В то время именно ставка на авангардные балеты Форсайта, подкрепленные фундаментальным наследием Баланчина, принесла петербуржцам репутацию самой прогрессивной труппы России.
Контекст, однако, иной: если в Мариинском обращение к форсайтовским балетам было концептуальным проектом, важной частью продуманной стратегии театра, то Форсайт в Большом — лишь одна из ветвей дикорастущей репертуарной чащобы. Сам хореограф тоже отнесся к российским постановкам по-разному: в Петербурге лично формировал составы и сам репетировал. В Москву не приехал вообще, доверив весь процесс своему ассистенту Ноа Гелберу. В отличие от петербуржцев, заполучивших программные опусы хореографа, Москве достался не самый известный его балет. Десятиминутный "Херман Шмерман" был поставлен 18 лет назад для пяти ведущих танцовщиков баланчинской труппы New York City Ballet. Спустя четыре месяца к квинтету присоединился дуэт, сочиненный Форсайтом в собственной труппе,— Франкфуртском балете. В сумме потянуло минут на 20 классного танца, в котором, по уверению самого хореографа, "смысла нет", равно как и в названии, позаимствованном из пародийной комедии "Мертвецы пледов не носят", в которой герой Стива Мартина произносит это "прелестное" словосочетание.
На премьере в Большом оказалось, что "Херман Шмерман" вовсе не так прост, как его подавал автор. Квинтет словно специально создан для посрамления скептиков, подвергающих сомнениям генетическое родство Форсайта и Баланчина. В сущности, он представляет собой переработку двух баланчинских балетов: от "Агона" Форсайт взял общую композицию, из "Рубинов" — конкретные па. Хрестоматийный текст он разъял на элементы слов-движений, оставил те, без которых его не опознать, и на их основе сочинил новый текст — узнаваемый, но другой. Впрочем, возможно, прагматичный Форсайт просто использовал наработанные навыки баланчинских артистов, чтобы не тратить времени на переучивание творческого состава. Во всяком случае размагниченный дуэт, в котором партнеры словно соревнуются друг с другом, кто рискованнее вывихнет конечности, стилистически сильно отличается от энергичного квинтета, где фигурируют вполне классические па типа жете, антраша, туров и аттитюдов, правда, переоркестрованные на авангардный лад.
Суровый кастинг, проведенный в труппе Большого, выявил, что к современному языку способны преимущественно корифеи и кордебалет: в первый состав "Хермана Шмермана" попал всего один солист — Денис Савин. В дуэте этот любимчик Алексея Ратманского танцует так раскованно и самозабвенно, будто всю жизнь имел дело с форсайтовской хореографией, а не менуэтничал в облике придурковатого Гамаша каждый афишный "Дон Кихот". Достойную пару ему составила Анна Окунева. Неведомая доселе девушка из кордебалета поразила отнюдь не изумительными природными данными, разрешающими ей завязываться узлом и стрелять прелестными ногами в любом направлении, и даже не телесной мудростью, позволившей ей схватить принципы форсайтовской антибалетной алгебры. Удивительна ее актерская интуиция, благодаря которой дуэт не стал преодолением череды физических препятствий, а оказался остроумным диалогом двух упрямых фрондирующих юнцов.
В квинтете были свои герои. И первый из них — корифей Алексей Матрахов, танцевавший настолько мощно, зрело, ярко и свободно, что запросто мог бы рассчитывать на премьерское положение в любой западной труппе. Словно удивляясь самим себе, с отчаянным удальством и откровенной радостью работали легконогие, отлично координированные Анна Тихомирова и Андрей Болотин. Пятерку дебютантов сплачивала "танцующий тренер" Анастасия Яценко — этой первой солистке, известной своей точностью в передаче стилевых особенностей любой хореографии, достались по совместительству обязанности репетитора. И лишь Юлия Гребенщикова оказалась слабым звеном в этой компании: высокая, рыхловатая, с длинными, но тяжелыми ногами корифейка явно не выговаривала текст, не успевая за электронными поворотами музыки Тома Виллемса.
Насколько серьезны достижения московских "форсайтовцев" стало понятно после "Рубинов" Баланчина — балета хоть и изощренного, но все же не столь непривычного, как "Херман Шмерман". Набрать нужное количество артистов, способных передать шик и шалости хореографии, Большому не удалось. Четверка солистов — стройных, высоких, красивых мальчиков, аккомпанирующих солистке в адажио,— двигалась вокруг нее, как кучка зомби, для которых все человеческое в прошлом. Восемь корифеек с покорным трудолюбием изображали бойкую жизнерадостность. Солистка Екатерина Шипулина тщетно воспроизводила повадки femme fatale: телесная скованность перекрывала все ее мимические старания.
"Рубины" вытащила главная пара. Причем отлично справившийся с технической казуистикой партии Вячеслав Лопатин сознательно отошел на второй план, не вступив в соперничество со своей дамой и удовлетворившись ролью преданного и восторженного кавалера. На сцене царила Наталья Осипова. Она танцевала властно, обольстительно и упоенно — так, будто балет был поставлен вчера и только для нее. Все, что у ее предшественниц казалось неловким или нелогичным — вроде кокетливо скрюченных, как крылышки цыпленка табака, ручек или обводок в арабеск с опущенной до полу головой — у балерины Осиповой выглядело естественным, как явление природы. Любой прыжок она превращала в тайфун, любое вращение — в водоворот. В адажио выворачивала ноги из суставов и запросто вправляла их обратно, а в промежутках между экстремальными па не забывала грациозно покачиваться в стилизованном менуэте. В сущности, Осипова танцевала Баланчина как Форсайта (дуэт из "Хермана Шмермана" она подготовила во втором составе), и Баланчин этому вовсе не сопротивлялся: в его хореографии внезапно открылось столько "форсайтовщины", что неоклассика впору причислить к деконструктивистам.