— На пресс-конференции вы говорили о том, как успешно продаете работы русских художников на Западе. Но это больше деятельность галерейщика, а не музейщика. Зачем вам музей? Может быть, надо просто открыть в Москве свою галерею и заниматься тем, чем вы и так занимаетесь?
— Я не коммерсант, я антикоммерсант. Продаю не я, продает мой заместитель. Я не умею продавать, я стесняюсь. Как это? Я поэт — и вдруг продаю. У меня советское воспитание. Но мы вышли на нужных дилеров. У нас в музее в Нью-Джерси тоже продается искусство, хотя мы не имеем права продавать: у нас нонпрофитная организация. Но я же всегда нарушал законы любой страны и дальше собираюсь их нарушать. Все, что противоречит здравому смыслу, по-моему, надо нарушать. У нас в музее цены невысокие, мы не имеем права делать коммерческую рекламу. Но зато когда мы делаем выставки и вещи покупаются, галерейщики видят это и хотят выставлять вещи этих художников.
— Если у вас будет музей в Москве, значит ли это, что музей в Нью-Йорке закроется?
— Ни в коем случае. Это будут синхронно работающие музеи в контакте друг с другом.
— Вы намерены составить новый музей только из вашей личной коллекции?
— Я уверен, что каждый современный художник, я имею в виду "детей перестройки", с удовольствием даст работы для этого музея. Кроме того, я уверен, что и наши неофициальные бывшие художники, знаменитости наши, тоже дадут свои картины. Ну, может, молодые по три-четыре, а они по одной. Кроме того, я договорился с рядом коллекционеров в Европе и Америке, что они что-то подарят новому музею, если он появится в Москве. Кроме того, я надеюсь на фонд возвращения картин в Россию, который будет при музее. У "Третьего тысячелетия" есть связи с культурными предпринимателями, так что появятся деньги. Многие картины были вывезены на запад дипломатами, журналистами, которые работали здесь. Некоторые из них умерли, а их детям это уже не нужно. Они отдают это на аукционы — надо приобретать и привозить.
— Уже есть несколько музеев современного русского искусства — Церетели, Талочкина. Это ваши конкуренты?
— Я не вижу никаких конкурентов. А к Талочкину отношусь отрицательно. Я написал об этом в своей книге. Музей при университете — это как-то непрочно. Я сам не был еще там. Но там был художник Владимир Немухин. И вчера мне говорил: "Захожу туда и задыхаюсь". Я не знаю качества работ, которые там. В музее должны быть лучшие работы.
— А у вас будут лучшие?
— Я уверен, что у меня будут лучшие, потому что у меня было право первой ночи. Когда я в 68-м году у себя на квартире создавал музей, то мне помогали сами художники.
— Дарили картины?
— Единственную картину, которую я получил в подарок, я получил от Немухина. Иногда мне дарили графику. Но картины я все покупал. Я много зарабатывал за переводы грузинских поэтов — по 10-15 тысяч рублей в месяц. Огромные деньги. Я знал, что меня ударит в конце концов, и торопился собрать коллекцию быстрее. Я собрал ее в период с 1967-го по 1970 год.
— Свой золотой фонд вы не продаете?
— Что-то пришлось продать, особенно в Париже, когда не было средств.