На музыкальном фестивале в Зальцбурге сегодня завершается цикл показов оперы Глюка "Ифигения в Тавриде". В модернизированной постановке Клауса Гута это сочинение XVIII века неожиданно опередило две популярнейшие оперы Моцарта — "Cosi fan tutte" и "Дон Жуан". Из Зальцбурга — ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ.
На родине Моцарта состязаться с Моцартом — дело неблагодарное. Зальцбургский классик легко попирал каноны и совсем не заботился о менталитете австрийской оперы, которую, с одной стороны, пропитывал итальянскими традициями, а с другой — немецким уличным театром. Уступая старшему современнику Глюку в количестве сочиненного (ну что такое 19 моцартовских опер против 107 опер Глюка?), Моцарт словно наперед знал, что его гений только выиграет от сравнения с негениями, чью деятельность потомки будут объяснять серьезными словами "реформатор-экспериментатор".
Немецкий композитор Глюк, реформировавший французскую оперу второй половины XVIII века, так и не добился лестных характеристик, прижизненно сопровождавших "лучезарного" и "раскрепощенного" Моцарта, своего исторического конкурента. Да, Глюк приблизил оперу к драме, насытил ее сквозной музыкальной драматургией, но о нем все равно говорят: "Не такой утонченный, как Рамо", "Не такой безупречный, как Гендель", "Не такой искрометный, как Люлли". С Моцартом даже и не сравнивают.
Видимо, руководствуясь тем, что Моцарт вне конкуренции, два режиссера-шестидесятника — немецкий нигилист Ханц Нойенфельц и итальянец Лука Ронкони — наворотили, соответственно, из "Cosi fan tutte" и "Дон Жуана" нечто такое, что напрочь выветрило из Зальцбургского фестиваля моцартовский дух. Роскошная симметрия "Cosi", где по сюжету двое юношей проверяют двоих девиц-сестер на верность (результаты их лирической ревизии заранее считываются из полного оперного заглавия: "Так поступают все женщины!"), поначалу ослепляет изобретательностью аттракционов — вмонтированным в золотую раму кинофильмом, индустриальным оформлением сцены в виде колоссального компакт-диска. Но постепенно выдумка иссякает, и вся вторая половина комедии-шутки идет в убогом однообразии серого цвета, свидетельствующего о режиссерской усталости, а возможно, и о разочаровании в Моцарте. Не спасает даже слаженный ансамбль голливудски фактурной Каритты Маттилы (сопрано), уникально техничной Весселины Казаровой (колоратурное меццо), невыносимо стройного Райнера Троста (тенор) и ошеломляюще эффектного Саймона Кинлисайда (баритон).
А "Дон Жуан" просто-напросто скучен. В прошлогоднем спектакле Ронкони музейной роскошью сияет только Рене Флеминг (донна Анна). Все остальное — пожилой оркестр Венской филармонии с Валерием Гергиевым, тяжелые бутафорские автомобили и суетливый герой-проходимец — не более чем доказательство рабочей стороны моцартовского мифа.
По линии старинного репертуара (а вместе с ней и по линии оперного модернизма) фестиваль сполна отчитался одной только "Ифигенией в Тавриде". Еврипидовский сюжет с запутанными родственными коллизиями (Ифигения спасает от гибели своего брата Ореста, преследуемого фуриями за убийство матери) предстает в мрачноватой фрейдистской упаковке. Каждый герой оперы имеет двойника с огромной кукольной головой. Параллельное действие страшноватых мимов повествует о неизживаемости детских комплексов: сестренка скучает по братику, братик тоскует по убитой им маме, а мама страшным роком преследует сына-убийцу.
Клаустрофобическая декорация Кристиана Шмидта усугубляет неразрешимость античного несчастья. Малиново-красные стены пусты. Ровные квадраты паркета сюрреалистски изгибаются с пола на арку задника. Тему тотального одиночества и гибельный трагизм идеально иллюстрируют вызывающе сильные монологи Ифигении (Сьюзен Грэхам), экспансивное — в духе Жерара Депардье — поведение Ореста (Томас Хэмпсон) и маниакально нежный тенор Пилада (Пол Гровз).
Словно искаженная сильным транквилизатором, режиссура Клауса Гута последовательно погружает действие-психоанализ то в воинственную конфликтность дуэтов, то в сомнамбулическую бесстрастность хоров. Только старинный оркестр зальцбургского "Моцартеума" под управлением Айвара Балтона транслирует звуковую модель королевской Франции стремительно, чувственно и грубовато-радостно.
Трудно сказать, чем руководствовался фестиваль, отдавая "Ифигению" совсем молодому режиссеру-перформансисту Клаусу Гуту — дебютанту прошлого года. Но от своего рискованного эксперимента Зальцбург-2000 явно не проиграл. Девять спектаклей, проходивших во внутреннем дворике городского Резиденц-холла, если и не убедили зальцбургских аборигенов в гениальности Глюка, то по крайней мере доказали его нынешнюю конкурентоспособность забронзовевшим операм Моцарта.