Атлас тибетской медицины вернулся в Россию. Временный вывоз этого буддийского памятника за рубеж едва не стал в прошлом году причиной политического скандала в Бурятии. Атлас, представляющий собой 77 иллюстраций к средневековому медицинскому трактату "Вайдурья-онбо" (в мире всего три комплекта таких иллюстраций), был привезен в Бурятию с Тибета в конце XIX века ламой Агваном Доржиевым и хранился в Ацагадском дацане (буддийском монастыре) до 1937 года, когда перешел в государственное хранение; с 1955 года он находится в фондах Музея истории Бурятии в Улан-Удэ. Два года назад музей и американская фирма Pro-Cultura Inc. заключили контракт об экспонировании реликвии в США. 40 листов атласа отреставрировали специалисты Эрмитажа (это обошлось американцам в $100 тыс.).
В апреле прошлого года атлас должны были вывезти в США. Но президент Бурятии Леонид Потапов неожиданно заявил, что атлас пределов республики не покинет. Потапов ссылался на отсутствие достаточных гарантий возврата атласа. Вероятнее всего, он опасался потерять поддержку буддийской общины, которая ему была крайне нужна перед предстоявшими в июле 1998 года выборами. При этом Потапов попал из огня да в полымя: неустойка за разрыв контракта составляла около $5 млн, которые пришлось бы выплатить из бюджета республики. Этим не преминули бы воспользоваться противники президента.
В конце концов Потапова спас Кремль: по требованию российского правительства (атлас является памятником культуры федерального значения, то есть находится в ведении Министерства культуры РФ) президент Бурятии отменил постановление о приостановке контракта. Атлас уехал в США, а сопровождаемый проклятиями буддийских лам Потапов благополучно был переизбран на второй срок.
Теперь Атлас тибетской медицины вернулся в Россию, и по договоренности с правительством Бурятии на месяц выставлен в Государственном музее Востока в Москве. На пресс-конференции, посвященной открытию выставки, бурятские власти и буддийские священнослужители демонстрировали полного согласие. Последние высказывались с восточной дипломатичностью. На вопрос Ъ, собирается ли буддийская община снова потребовать передачи Атласа верующим, настоятель Ацагадского дацана сообщил, что "не претендует на возвращении атласа в дацан, но хотел бы восстановления статуса дацана как исторического собственника реликвии".
Татьяна Маркина
Театр
За нашу советскую оперу. Награждение Валерия Гергиева Государственной премией совпало с новой премьерой в Мариинке. Премию дали за Вагнера, который таким образом признан государственным оперным композитором (что само по себе примечательно, принимая во внимание историю отношений Вагнера с государством: его собственным и нашим). Поставили же в Мариинке Прокофьева, обладателя не более и не менее как шести государственных, то есть Сталинских, премий.
Впрочем, за "Семена Котко" (1939), премьера которого состоялась в Мариинке, композитор премии не получил. Союз композиторов СССР выдвинул оперу в 1940-м, но она не прошла Комитет по премиям. Возможно, Сталин, лично утверждавший списки лауреатов, сам вычеркнул прокофьевскую оперу. Хотя бы потому, что ставить ее должен был Мейерхольд, который был арестован, когда Прокофьев заканчивал клавир. А может быть, по более тонким соображениям. Композитор говорил, что написать оперу на советский сюжет — непростая задача: ария председателя сельсовета или речитатив комиссара могут вызвать недоумение слушателя.
Либо Прокофьев преувеличивал свои трудности, либо заблуждался по поводу результата: его первая советская опера написана совсем не по-советски. Хотя, казалось бы, идеологически выдержана. В ней присутствуют обязательные персонажи реввоенсюжета: председатель сельсовета Ременюк и матрос с гармошкой Царев, а также революционные массы и их идеологические противники, однако они не поют песен и не танцуют "Яблочко". Логика прокофьевской партитуры разительно отличалась от советских оперных фаворитов — "Тихого Дона" Дзержинского и "В бурю" Хренникова.
Режиссеру Юрию Александрову и художнику Семену Пастуху выпало первыми ставить советскую оперу Сергея Прокофьева в постсоветскую эпоху. Слегка поменяв критерии и ракурсы, они постарались увидеть в кулаке, предателе и доносчике Ткаченко справного хозяина и заботливого отца семейства, а в примкнувшем к передовому отряду пролетариата Семене Котко — вандала и безбожника. Но главное, всю красноармейскую и белогвардейскую, гайдамацкую и немецкую рать вместе с забитым населением родной деревеньки Котко они поселили на одинокий астероид, продырявленный воронкой от революционного взрыва (которая, конечно, напоминает котлован).
Этот выход в открытый концептуальный космос дал постановщикам возможность для глобальных обобщений. Они воспользовались этим скромно и тактично: главным выводом является то, что все человеческое — это естественно и хорошо, а все идеологическое — извращенно и плохо. Но главное впечатление производит, конечно, дивная прокофьевская музыка, с которой почти ничто в спектакле не идет вразрез.
Ольга Манулкина
Выставки
Русский музей аттракционов. В начале июня большинство нелитературных музеев Санкт-Петербурга отделались дежурными пушкинскими выставками и на этом успокоились. Но не таков Русский музей. Вдохновившись пушкинскими словами о том, что "из всех страстей страсть к игре — самая сильная", музей открыл экспозицию "Игра и страсть". Она расположилась в Строгановском дворце рядом с выставкой восковых фигур. Это соседство чрезвычайно уместно: порой не поймешь, где заканчивается одна выставка и начинается другая.
Новый проект Русского музея абсолютно из того же теста, что и прежний,— грандиозный (около двух десятков залов) аттракцион с музыкой, кино, бильярдом, рулеткой, детской песочницей, своими восковыми куклами и, наконец, с отменным русским искусством в качестве второстепенной декорации. Под пушкинскую тему подверстано все, что так или иначе можно связать с игрой и страстью,— детские игры, народные гулянки, карнавалы и балаганы, творчество, игры спортивные и азартные, выпивка и флирт и даже дуэль, которую иллюстрируют, понятное дело, безобразные восковые истуканы Пушкина, Дантеса и Натали. Рецепт смешения произведений искусства с новодельной мебелью, вещами из соседних магазинов, музыкой и активными развлечениями публики (некогда это были танцы, теперь — азартные игры) уже не раз использовался музеем.
Превращение музея в парк аттракционов, безусловно, приведет в него нового зрителя — количество посетителей Русского музея во время проката подобных проектов значительно увеличивается. Однако "Игра и страсть", на которой некоторые картины рассмотреть вообще невозможно, потому что перед ними нагромождены "концептуальные" инсталляции, может сделать это превращение необратимым.
Кира Долинина