Lady Liberty or Mother Russia?
Статуя Свободы или Родина-мать?
As emigres go home, others defend life in America
Одни эмигранты возвращаются домой, другие защищают американский образ жизни
ALISON SMALE
ЭЛИСОН СМЕЙЛ
Русские не идут, как говорилось в старом фильме. Они уходят.
Некоторые из них даже хлопнули дверью, покидая Америку, страну, где, по словам одного из них, его русские друзья превратились в "рабов доллара", и вернулись домой — в Москву, в Санкт-Петербург, в Киев. И высказав все, что они думают о нашей стране, они положили начало оживленной дискуссии о том, как на самом деле русские относятся к Америке.
Речь идет о фуроре, который неожиданно для себя подняли журналисты еженедельной газеты The Russian Bazaar, выходящей в бруклинском районе Бензонхэрст, опубликовав в прошлом месяце статью, озаглавленную "Почему они уезжают". В этой статье Валентин Лабунский, 49-летний журналист из Киева, живущий в Америке четыре года, подробно описал жалобы, высказанные тремя отбывающими эмигрантами: 24-летней студенткой, 30-летним мужчиной и 50-летним бывшим директором школы.
Эти трое, прожившие в США от одного до четырех лет, осуждали повальную одержимость американцев материальными ценностями, пустые разговоры, безобразный облик их района Бруклина, абсолютно лишенного деревьев, как сказала студентка, и занудную функциональность джинсов и кроссовок, которые она назвала американской униформой. Однако больше всего они сожалели об отсутствии того, что русские называют dukhovnost,— духовного измерения жизни.
Бывший директор петербургской школы Илья, его жена, в России работавшая переводчицей немецкой литературы, но вынужденная здесь работать кассиршей в банке, и их сын, ставший компьютерным программистом, рассказали о том, как они в течение четырех лет боролись в Нью-Йорке за существование. Когда же наконец они въехали в более или менее приличную квартиру, получили хорошую работу, купили машину, вернули все долги и даже накопили немного денег на житейские удовольствия, по словам главы семейства, "мы вдруг ощутили страшную внутреннюю опустошенность".
"Там, в Санкт-Петербурге, мы жили бедно, но насыщенно",— продолжает Илья. (Как и другие русские, описанные в статье, он назвал только свое имя; по словам г-на Лабунского, они опасались, что у них возникнут проблемы со службой иммиграции и натурализации, кроме того, у всех них есть "грин-карты", разрешающие им проживание здесь.) "Лишенные духовной жизни, мы полностью осознали, что человек живет не хлебом единым,— добавляет Илья.— Когда мы здесь боролись за выживание, мы не задумывались об этом. Но когда мы наконец встали на ноги, мы начали искать американскую dukhovnost. И мы просто не смогли найти ее. Я не хочу замазать грязью Америку, страну, принявшую нас как своих. Но ни я, ни моя семья не можем принять ценности этого мира, все их сериалы, их юмор, их ТВ. И не потому, что все это хуже, чем у нас. Просто все это не наше".
Ни один из аргументов, приведенных в двухстраничной статье, не нов. Однако они находят отклик у значительной части миллионного русскоязычного населения, живущего в Нью-Йорке, Нью-Джерси, Коннектикуте и других штатах по всей стране. Ни г-н Лабунский, ни его начальница, Наташа Наханкова, не ожидали такой лавины откликов читателей. Их газета, тираж которой составляет 10 тысяч экземпляров и, по их словам, имеет аудиторию 40 тысяч человек, лишь за одну неделю получила шквал звонков и 237 длинных писем, некоторые из которых пришли аж из Калифорнии. Газета опубликовала отрывки из наиболее внятных писем, а также резкую отповедь трем отъезжающим в спешно составленной г-ном Лабунским серии статей под общим заголовком "Почему мы остаемся".
Авторы большинства писем — это эмигранты, прошедшие через ужас процедуры отъезда из Советского Союза в 1970-1980-е годы. И все они страстно вступаются за Америку. В своей редакционной статье 44-летняя г-жа Наханкова подытоживает: "Эта дискуссия продемонстрировала, насколько дорога Америка для большинства из нас, какими патриотами стали мы сегодня, мы, совсем недавно думавшие, что само слово 'патриотизм' было понятием, выдуманным коммунистическими пропагандистами". Поток излияний, выражающий чувство благодарности за помощь, предоставленную многим эмигрантам, а также за возможность построить хорошую жизнь, настолько велик, что мог бы стать воплощением мечты спичрайтера Белого дома.
Однако среди писем попадались и такие, в которых высказывалась поддержка тем, кто решил вернуться. Одна женщина написала, что истории, рассказанные возвращающимися эмигрантами, вызвали у нее слезы потому, что "все, что они говорят,— это чистейшая правда". Она отметила, что, прожив в США шесть лет, она больше не вернется в Россию, но тем не менее до сих пор испытывает к Америке чувство отчуждения. Описывая настроения, весьма типичные для людей, прибывших сюда из бывшего Советского Союза, при этом не столь распространенные среди их детей, получивших образование здесь, она с горечью жалуется на неприязнь, с которой работники социальных служб общаются с бывшими советскими гражданами, пытающимися получить социальное пособие, на громкую музыку, которой донимают ее соседи, и на постоянную тревогу о том, как свести концы с концами.
Иммиграция, заключает она, "это как пересаживание цветка из чернозема в солончак. Он продолжает жить, но с каждым днем высыхает и в конце концов перестает цвести, и от него остается только сухой стебель".
За десять лет с момента начала распада Советского Союза в США прибыли 380 тыс. иммигрантов. Несмотря на отсутствие статистики о количестве тех, кто уехал обратно, трудно вообразить, что началось массовое возвращение в бывший Советский Союз. Кстати, государства, возникшие в результате распада советской империи, крайне бедны, борются за выживание и вряд ли смогут предложить хорошую работу и зарплату.
Однако некоторые москвичи сообщают, что ряд их друзей, в свое время уехавших в Западную Европу и Израиль, потянулись обратно, чтобы жить и работать дома. Молодые русские с высшим образованием обнаружили, что благодаря навыкам, полученным на Западе, а также изученным ими языкам они могут найти в Москве хорошую работу либо в сфере маркетинга и рекламы, либо в качестве представителей иностранных фирм.
Такое переселение свидетельствует о том, насколько все изменилось со времен "холодной войны". Иммигранты, которые тогда прибывали из СССР, были вынуждены сжигать за собой все мосты — продавать свои квартиры, отказываться от гражданства и уезжать на новую родину почти с пустыми карманами.
Однако после краха коммунизма стало легче путешествовать. И если удается пройти строгие визовые процедуры, русские, украинцы и другие народы бывшего Советского Союза все чаще приезжают в Америку просто для того, чтобы посмотреть своими глазами, что она собой представляет.
23-летний Дмитрий, юрист из Киева, рассказал в интервью, что в течение четырех лет он несколько раз приезжал в Соединенные Штаты, ему здесь понравилось. Он все время избегал говорить о том, скучает ли он по Киеву. "Ностальгия,— сказал Дмитрий,— это вещь непростая". Он считает, что те трое вернувшихся — просто неудачники, не обладающие твердостью, в отличие от него.
Характерно, что здесь Дмитрий в основном общается с молодыми русскими, поскольку, по его словам, те образованные американцы, в круг которых ему хотелось бы войти, "относятся к нам свысока" и никогда не примут наравне с собой каких-то русских, из последних сил пытающихся найти работу и деньги для того, чтобы заплатить за скромную однокомнатную квартирку в заброшенных районах Бруклина.
А как насчет того, чтобы остаться здесь?
"Получается, что я как бы затерялся в этом мире,— говорит Дмитрий.— Родился в Советском Союзе. С тех пор как распалась моя Родина, я ищу свое место под солнцем".
Контраст с Максимом, 30-летним журналистом, давшим интервью г-ну Лабунскому перед возвращением в Москву, поразителен. Говоря по телефону из Москвы, Максим был переполнен чувством радости по поводу своего возвращения. "Я так успокоился, возвратившись сюда,— сказал он.— Здесь я чувствую себя на своем месте. Дело в том, что я понял: мне нужно быть в центре русской культуры, а не на ее периферии".
Максим, вернувшийся на свое прежнее место работы в московской газете, сказал, что важную роль в принятии решения о возвращении сыграла проблема получения образования его 7-летним сыном. "Школа, в которую он пойдет здесь, даст ему гораздо лучшее образование, чем публичная школа в Бруклине, в которую он был обречен пойти, если реально смотреть на вещи,— говорит Максим.— Может быть, если бы мы могли позволить себе оплатить американскую частную школу, все было бы по-другому".
"Мой сын всегда сможет поехать в Америку, эта возможность не исчезнет,— добавил Максим.— Россия все более американизируется, и конечно, Америка обладает более универсальной культурой, чем наша. И она будет доступна нам. Если бы мы остались в Америке, мы полностью американизировались и забыли бы нашу культуру, более восточную по своей сути, которую труднее познать. Я пишу стихи и хочу, чтобы мой сын мог читать их".
Перевел АЛЕКСЕЙ Ъ-МАЛАХОВСКИЙ