Вчера на Ваганьковском кладбище без речей и без особых общественных слез похоронили погибшую во время взрыва в переходе на Пушкинской Марину Леонову. Кладбищенские служители рассказали специальному корреспонденту "Коммерсанта" ВАЛЕРИЮ Ъ-ПАНЮШКИНУ, что давно уже не видели таких тихих похорон.
Служительница на Ваганьковском кладбище говорила странную вещь. Она говорила, что московский взрыв потряс всех, все ставят свечки в подземном переходе, звонят за психологической помощью в институт Сербского. И только родственники погибшей спокойны.
— Тихие какие-то стоят. Молчат,— рассказывала женщина о похоронах Марины Леоновой, когда все уже разошлись.— Только муж покойницы плакал, а все остальные смотрели в сторону. Лучше бы они сказали про нее, вместо того чтоб плакаты на работе вешать.
— Какие плакаты?
— Они на работе повесили ее фотографию в траурной рамке и плакат: "Хороший чеченец — мертвый чеченец".
— Не может быть!
— Ну, один мужик с ее работы сказал. Пошутил, наверное?
Я на всякий случай решил, что служительница бредит. Люди, которых я видел на похоронах, не проявляли агрессии и не выражали горя. Просто молчали. Из длинной вереницы похорон, на которых мне пришлось присутствовать с начала чеченской кампании, эти действительно были самые молчаливые.
Люди молча заходили в маленькую ритуальную комнату морга в Волховском переулке. Молча постояли у гроба, молча вынесли. Один из молчаливых мужчин, несших покойницу, держал в зубах сигарету. И пепел падал на гроб.
Погрузили в автобус и уехали. Кто-то из немногочисленных родственников просил подождать, боялся, что опять кого-нибудь забудут, так, словно уже есть на его памяти забытые. Но его не слушали. Молча уехали, а в ритуальный зал вносили уже тела, никакого отношения не имеющие к взрыву.
Похороны затерялись. Водитель ритуального "пазика", долго искал аргументы в пользу того, что церемония хорошо организована. И наконец нашел. Он сказал:
— Нам форму выдали,— на водителе действительно был новенький синий комбинезон с красным карманом.— Обычно не дают, а тут выдали. И "ПАЗы" дали желтые.
— Какая разница? Желтые, зеленые, красные?
— Желтые новее.
Вот, собственно, и все.
— Цинк увезли еще утром,— говорил водитель.— Сейчас еще двух взрывных повезут. Одну на Ваганьково, другую на Хованское. Только что ж они, честное слово?..
— Что?
— Ну, молчат. Не плачут. Это ж ужас какой. Это ж каждого из нас вот так могут взорвать на ровном месте.
— Так и вас тоже могут, что ж вы не плачете?
— Мы тут работаем. Мы привыкли.
После этих слов я понял, что мы тоже привыкли. У нас же теперь все время взрывают. И мы оплакиваем теперь не каждого из погибших, склоняясь над телом, а подземный переход на Пушкинской площади как символ безнадежно ушедшей в прошлое мирной жизни. Если хорошенько припомнить, то и в прошлом году, когда взрывали дома, мы оплакивали дома, а не погибших людей. Может быть, в этом все дело? Тогда странный обычай — нести цветы не на могилы, а на место взрыва — объясняли тем, что многие тела не найдены или не опознаны. Но сейчас-то найдены и опознаны. А все равно цветы несут в подземный переход, и свечи ставят в подземном переходе.
Наверное, так легче привыкнуть.