Вчера на пьяцца Гранде в Локарно состоялась премьера фильма "Hollow Man" — "Полый человек", или "Человек-невидимка". Его создателю Полу Верхувену вручен почетный приз "Золотой леопард" за карьеру. На пресс-конференции Верхувен ответил на вопросы журналистов, в том числе корреспондента Ъ АНДРЕЯ Ъ-ПЛАХОВА.
— Как возник замысел вашей новой картины?
— Когда мне было шестнадцать, я изучал в гимназии древнегреческий и читал, представьте себе, Платона в оригинале. В одной из своих книг он дискутирует на тему о том, что бы случилось с людьми, если бы они овладели секретом человека-невидимки. Платон использует специальный редкий глагол, чтобы описать этот эффект. Невидимки входили бы в чужие дома и вступали в какой-то особый контакт с нормальными людьми. Что означало это загадочное "вступить в контакт"? Старуха, которая обучала нас греческому, сверкнула глазами и сказала: невидимка войдет в любой дом и ляжет, с кем захочет. Только на перемене до нас дошло, что она имела в виду совокупление. И я полюбил Платона!
— Выходит, это очень давний, почти детский замысел? Почему он осуществился так поздно?
— Да, уже тогда я понял, что человеческие существа ведут себя пристойно только потому, что общество принуждает их к этому. Но если бы они знали о своей безнаказанности, они не смогли бы устоять перед соблазном украсть, изнасиловать, убить. И я не устоял перед соблазном снять этот фильм о мерзости человеческой природы. Но для этого потребовалось подождать сорок пять лет: ровно столько прошло после моего первого прочтения Платона, когда я получил сценарий Эндрю Мэрлоу. Он был абсолютно о том же самом. И мне ничего не оставалось, как принять предложение студии Columbia.
— Считаете ли вы свой фильм принадлежностью жанра science fiction?
— Кроме "Основного инстинкта", мои американские фильмы в той или иной мере фантастичны. Фантастика хороша тем, что развязывает воображение. Но это не значит, что я поклонник жанра science fiction. Большинство романов этого типа навевают на меня скуку. В миллион раз больше меня интересует история русской или французской революции, падение Римской империи и другие великие исторические драмы. Кроме того, должен сказать, что и фантастика тесно связана с реальным опытом человечества. Говоря о том, что общество навязывает человеку модель поведения, трудно не вспомнить хотя бы о нацистской Германии. Многие чувствовали себя тогда столь же безнаказанно, как человек-невидимка. Конечно, не все, пускай каждый десятый, но этого уже было достаточно.
— Прежние литературные и кинематографические трактовки темы человека-невидимки не были столь мрачными.
— Да, говорят, в них были тепло и юмор. Но когда это было? Поколение, которое выросло после второй мировой войны, уже не столь наивно, и его восприятие жизни гораздо более цинично. Поэтому мне было интересно наблюдать за реакцией публики на то, как ведет себя мой "невидимка" Себастьян Кейн. Поначалу его шутки достаточно невинны: например, он расстегивает пуговицы на блузке у спящей девушки. В пуританской Америке даже эта сцена у многих вызвала возмущение. Но я уверен, что другие люди в душе будут отождествляться с Кейном почти до самого конца фильма, когда он рушит и уничтожает все вокруг себя.
— Правда ли, что вы готовите биографический фильм о Распутине?
— Это один из множества проектов, которые я прорабатываю с намерением объединить европейские и голливудские деньги в большой постановке. Есть еще проект экранизации Мопассана, фильм о второй мировой войне и о начале холодной войны. В Голливуде говорят: надо работать над десятью сценариями, чтобы в конце концов осуществился один.